Апокалипсис на любой вкус
Определяя особенности новой эпохи, некоторые ведущие западные социологи еще в конце прошлого столетия указывали на катастрофически возросшую нестабильность жизни, ее стихийность и неуправляемость, критическое повышение количества рисков. Известный немецкий ученый У. Бек назвал свою книгу, посвященную современному обществу, очень символично – «Общество риска» (1992). Первая ее глава носит не менее символическое название – «На вулкане цивилизации».
«В эпоху развитой цивилизации, – пишет У. Бек, – которая пришла, чтобы снять предопределенность, дать людям свободу выбора, избавить их от зависимости от природы, возникает новая, глобальная, охватывающая весь мир зависимость от рисков, перед лицом которой индивидуальные возможности выбора не имеют силы…» [147]. «Общество риска есть общество, чреватое катастрофами. Его нормальным состоянием грозит стать чрезвычайное положение» [148]. Столь же известный британский социолог Э. Гидденс сравнивает современное общество с «неудержимой машиной чудовищной силы», которой удается управлять лишь отчасти, ибо она в любой момент может вырваться из-под контроля и расколоться на части. «Сокрушительная сила уничтожает тех, кто ей сопротивляется», ее путь неизвестен, направление непредсказуемо [149]. Постоянно возникающие риски, все более опасные, внушают ощущение всеобъемлющей ненадежности. Ни религия, ни наука не поддерживают более веры в то, что риски можно предотвратить или, по крайней мере, управлять ими. Напротив, человечество стало осознавать, что возможности в этом плане очень ограничены, а наука – едва ли не главный виновник появления новых рисков.
Предчувствия грядущих бедствий нарастают не только в науке, они охватили и массовое сознание. Дух катастрофы витает над пресыщенным и благополучным авангардом потребительского общества. И, пожалуй, никогда еще разброс представлений о будущем, даже ближайшем, не был так велик: он включает весь спектр – от радужно оптимистических сценариев до апокалипсических. Причем пессимизм набирает силу и явно преобладает над оптимизмом. Идея возможной гибели всего человечества или его «варваризации», разрушения цивилизации и социального хаоса, «возвращения в историю», к «пещерной дикости» становится ключевой для нашего времени [150].
Но насколько обоснованы такие страхи? Не являются ли они преувеличением? И действительно ли современное общество следует называть «обществом риска», а кризис – глобальным? Разве рисков было меньше в прежние времена? Например, всего 6-7 столетий назад, в эпоху средневековья, для жителей Западной Европы весьма опасным было даже заурядное путешествие в соседний город, не говоря уже о регулярно повторявшихся неурожаях, эпидемиях и других бедствиях, которые были «нормой жизни». Что же касается кризисов, то мы имели возможность убедиться: они сопровождали всю историю человечества и всегда были связаны с большими потерями – и людскими, и материальными, и культурными.
Известно, что каждое поколение переживает исторические «вызовы» своей эпохи, как нечто уникальное и беспрецедентно трудное. Каждый очередной кризис представляется его современникам самым катастрофическим. И это – закономерный результат временной дистанции: прежние кризисы уже разрешены, на «вызовы» истории даны ответы. Пороговые ситуации ушли в прошлое и превратились в «уроки истории», в то время как кризисы текущие весьма болезненно затрагивают каждого.
Э. Гидденс, которого мы уже цитировали, предусматривая подобное возражение, уточняет, что социальная жизнь в наши дни сама по себе не стала более опасной, чем прежде, – во всяком случае, для большинства людей это не так. Проблема состоит в том, что современное общество способно генерировать риски, глобальные и по масштабам, и по долговременным последствиям, и это – его фундаментальная характеристика, так сказать, способ его существования. В некоторых сферах жизни доля риска заметно снижается, зато в других – возрастает. Возникают новые параметры рисков, неизвестные предшествующим эпохам и внушающие ужас своими разрушительными последствиями [151]. У. Бек также подчеркивает, что нынешние риски существенно отличаются от прежних в первую очередь их «глобальностью», ибо они угрожают всей планете и всему живому: человеку, растительному и животному миру [152].
У. Бек, который опубликовал свою книгу, ставшую бестселлером, в начале 90 гг., по преимуществу анализировал опасности, исходящие от рисков экологических. Сейчас, на исходе первого десятилетия ХXI в., число рисков не только не уменьшилось, но, напротив, резко возросло. А главное – стало все более четко осознаваться, что общество, которое генерирует такое количество рисков, угрожающих Земле, цивилизации, самому существованию человечества как биологического вида, находится в состоянии глубокого кризиса. Риски же, дающие основания для футурологического алармизма, представляют собой лишь его зримые проявления.
Постижение глубины и масштабов кризиса происходило постепенно – по мере того, как в ходе исторического развития высвечивались те или иные его грани. В 50-60 гг. прошлого века на первом месте был военно-политический аспект – угроза третьей мировой войны с применением ядерного оружия. В конце 60-х – начале 70-х гг. обострились другие проблемы: безудержный демографический рост, загрязнение среды, не выдерживающей чрезмерных антропогенных нагрузок, истощение природных ресурсов – прежде всего энергетических. В 80-90 гг. список мелких и крупных проблем, кризисных явлений в самых разных сферах жизни нарастал лавинообразно – параллельно и в тесной связи с развитием глобализации, распространением передовых информационных технологий, формированием информационной (постиндустриальной) экономики, возрождением стран «третьего мира»… Едва ли не все новые тенденции и научные достижения тут же обнаруживали свою оборотную сторону – возникновение реальных или потенциальных рисков. При этом кризисные процессы проявили весьма неприятные свойства: появившись однажды, они не исчезали с течением времени, а «обрастали» новыми; сами решения тех или иных проблем порождали следующие проблемы, еще более сложные.
Так, угроза ядерной войны, казалось бы, прошла свой пик в 50-60 гг. прошлого века, когда гонка вооружений достигла абсурдных масштабов. Однако завершение холодной войны, как выяснилось, не избавляет от опасности ядерного самоуничтожения. Риск ядерного конфликта существенно возрастает в ситуации, когда ядерное оружие распространяется, попадает в руки фундаменталистских и экстремистских кругов, которые не контролируются мировым сообществом. К этому добавляются и страхи, связанные с биологическим оружием, с развитием нанотехнологий. Действительно, перспективы технологизации молекулярных и атомных уровней открывают возможности для столь глубоких и избирательных деструкций, что по сравнению с ними атомная бомба кажется уже чем-то вроде первобытной дубины.
На рубеже III тысячелетия разрозненные кусочки мозаики стали складываться в относительно целостную картину: кризис открылся в разных своих аспектах, стал вполне доступен для анализа и рефлексии. В наши дни все большее число ученых, общественных и политических деятелей говорят о том, что мы имеем дело с кризисом глобальным и системным, т.е. с кризисом, который охватывает все мировое сообщество и затрагивает практически все важные сферы его жизни. И при этом нельзя забывать о той особой, не имеющей аналогов в истории ситуации, которую создает глобализация. Глобальные процессы, порождающие феномен компрессии мирового пространства, приводят к возрастающей всеобщей взаимной уязвимости. Грань между локальным и глобальным становится все более размытой. Локальные проблемы и риски могут легко превратиться в глобальную угрозу. А процессы, идущие на глобальном уровне, часто до предела обостряют внутренние, локальные кризисы, которые в другой ситуации, возможно, были бы менее болезненны или не проявились бы вообще. И, наконец, кризисы, имеющие разные причины и разные масштабы, могут «резонировать» друг с другом и тем самым усиливаться.
Какую же оценку кризису можно дать с позиций каббалы? На общем фоне самых разнообразных, противоречивых интерпретаций и пророчеств позиция каббалистов выглядит наиболее решительной и последовательной, она не обещает легкого и простого разрешения всех проблем, но и не устрашает апокалипсическими предвидениями. Рассматривая нашу эпоху в контексте всей долгой истории развития человеческого эгоизма, мы видим, что оно достигло своего апогея и одновременно предела. Это проявляется в крайнем эгоцентризме и нарциссизме, с одной стороны, и в усилении всеобщей взаимосвязанности и взаимозависимости – с другой. Разнонаправленные эгоистические желания, стремление каждого доказать свое превосходство и самоутвердиться за счет других, в конечном счете, оказались так плотно сцепленными, что появился парадоксальный глобализированный мир, в котором все связаны и все ненавидят друг друга. Современное человечество подобно организму, все органы которого поражены тяжкой болезнью, достигшей самой высокой своей точки, поэтому нынешнее его существование вряд ли можно назвать настоящей жизнью. Правда, сама тяжесть «болезни» в данном случае является показателем ее завершения: последняя, четвертая стадия развития эгоизма подходит к концу, расчищая путь для перехода на совершенно иную, уже неэгоистическую стадию существования человечества. Однако эта «расчистка» настолько основательна, а переход будет связан с такими кардинальными изменениями в человеке и обществе, что нынешний кризис никак не удастся устранить привычными способами – все они будут неэффективны.
Насколько такие оценки нынешней ситуации соответствуют реалиям нашего времени? Чтобы ответить на этот вопрос, в следующей главе мы попытаемся нарисовать общую картину кризиса, прибегая к беспристрастному языку фактов и цифр, используя те разработки, которые уже имеются в науке.
[147] Beck U. Risk Society: Towards a New Modernity. L.: Sage, 1992. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / Пер. с англ. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 48.
[148] Там же. С. 27.
[149] Giddens A. The Consequences of Modernity. Stanford, Calif.: Stamford Univ. Press, 1990. P. 193.
[150] Неклесса А.И. Конец цивилизации или зигзаг истории // Глобальное сообщество: Картография постсовременного мира. С. 125. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. Brzezinski Z. Out of Control: Global Turmoil on the Eve of the Twenty-first Century. N.Y., 1993. Moinihan D.P. Pandaemonium: Ethnicity in International Politics. Oxford, 1993.
[151] Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 3-4.
[152] Бек У. Указ. соч. С. 24.