Проникновение эллинской культуры – "Новая жизнь" №471
Маккавеи и греческая идеология
Вопрос: Поскольку на дворе Ханука, праздник победы Маккавеев, давайте поговорим об эллинизации, которая подвигла их на войну с греками.
После завоеваний Александра Великого греки насаждали свою культуру, казавшуюся в те времена вполне просвещенной, рационалистичной и интеллектуальной.
Она ставила во главу угла, с одной стороны, рассудочный подход, осознание и осмысление, а с другой стороны, красоту и эстетику. Состязательность тоже играла немаловажную роль. По сути своей, древнегреческая культура представлялась очень прогрессивной и динамичной.
Поначалу, в первые двести лет, новая власть благосклонно относилась ко всем народам, и в том числе к евреям, позволяя им соблюдать свои обычаи и религиозный церемониал. Наряду с этим от них требовалось быть частью универсальной имперской "сверхмодели", культивировавшей благопристойные нравственные принципы.
На первый взгляд, всё было в порядке. Еврейская элита влилась процесс и видела в нем тенденции развития.
Однако в еврейском народе появилась группа, сопротивлявшаяся ассимиляции и желавшая сохранить свою исключительность, вместо того чтобы сплавляться с "общей" культурой. Почему, собственно? Что в этом плохого?
М. Лайтман: Прежде всего, в моих глазах эти события выглядят совершенно иначе. Та часть народа, которая хранила верность еврейской культуре, представляла собой не количественное, а качественное меньшинство – слабость внутренних сил человека. В численном же выражении этих людей было очень много.
Греческая культура не могла тогда серьезно проникнуть в еврейскую. Ведь она представляла полную противоположность тому, чем жил и дышал еврейский народ, чем был пропитан весь его подход к жизни. В те времена евреи, прежде всего, проходили через мощную систему всеобщего просвещения. Сказано, что от Дана до Беэр-Шевы не было ни одного шестилетнего ребенка, не знавшего "законы скверны и чистоты".
Причем речь идет о внутренней чистоте человека. Это сегодня раввины проходят экзамен по законам кашрута. А тогда люди знали, что "чистота" – суть намерение ради отдачи, любовь к ближнему, как к себе; а "скверна" – противоположность этого, применение эгоизма ради собственной выгоды. Евреи жили по любви до времен рабби Акивы, когда был разрушен Второй храм и рухнул принцип "Возлюби ближнего, как себя" – что повлекло за собой изгнание еврейского народа.
Однако в эпоху Маккавеев весь он был еще на духовной высоте, и люди умели выполнять Тору и заповеди в духовном смысле – исправляя свои желания во благо ближних и во благо Творца. Все тогда были поистине как один человек с одним сердцем. Разумеется, каждую секунду им приходилось преодолевать непрерывно растущее злое начало – но тем самым они поднимались всё выше в любви к ближнему, в единении. Каждый раз их единство вызывало рост эгоизма, и каждый раз они снова объединялись над ним – чтобы проявить в народе всё эго, соединиться над ним и достичь полного исправления.
К этому они стремились и на этом условии был выстроен Первый храм. А далее начался откат, совершенно закономерный – пока всё не разрушилось, для того чтобы народ Исраэля вступил в изгнание и в будущем вышел из него, как сказано, "с большим достоянием", так же, как при выходе из Египта. Только на этот раз он вытянет за собой всё человечество – что, собственно, мы и должны делать сегодня.
Итак, прежде всего, надо понять процесс, который полностью противоположен тому, что происходит со всеми другими народами. Народ Исраэля жил по закону любви к ближнему, как к себе, во взаимном поручительстве. Каждый человек поддерживал других, чтобы создавать максимальное единство силами отдачи. И Творец был раскрыт меж всеми.
Отсюда же произошли пророки. Всё, что они сделали и написали, проистекает из жизни в свете, в раскрытии Высшей силы, высшей, истинной реальности.
Надо понимать, что евреи вовсе не наслаждались греческой культурой, как это пытаются представить современные авторы. Они просто не понимают, в чем внутренняя суть народа, и что значило в те времена быть евреем в земле Исраэля, в народе Исраэля, в стране Исраэля.
Между греческой и еврейской идеологией, между двумя этими мировоззрениями изначально заложено диаметральное противоречие. Ведь все остальные идеологии, будь то греческая или любая другая, произрастали из человека – из материального, "животного", эгоистического создания. Он может породить лишь такую идеологию, которая будет обращена на его земную, "телесную" выгоду.
Древние греки, кстати, любили атлетику, спорт, строили стадионы, проводили Олимпийские игры, и вообще, были склонны к гедонизму. В принципе, всякая вещь хороша, если помогает человеку двигаться к цели творения. Но если я просто наслаждаюсь силой, ловкостью и выносливостью тела, пока оно живо, то выходит, что живу ради него.
То же относится к развитию философских, эстетических и прочих концепций. Все они материальны, все проистекают из пяти органов чувств нашего тела и не выходят за пределы его узкого мировосприятия.
Проблема в том, что это ограничение "по умолчанию" заложено в каждом человеке и потому неуловимо. Его не разглядишь, пока не приподнимешься над пятью органами чувств, пока не "помашешь ручкой" своему телу, восходя на более высокую ступень, – но не после смерти, а именно при жизни здесь. Суть в том, чтобы воспринимать реальность над пятью телесными ощущениями, которые представляют собой желание понять, познать, почувствовать всё вокруг. Эти ощущения всё воспринимают эгоистично, интровертно, по принципу абсорбции в себя. В таком режиме они неспособны улавливать больше того, что диктуют им ограничения времени, движения и пространства, а также допуска каждого органа чувств.
На базе такого восприятия древние греки построили свою науку, а над границами восприятия водрузили царство мифов со столь земными сюжетами взаимоотношений богов. Так они представляли себе законы природы – в виде олимпийского пантеона, в котором заигрывают друг с другом, женятся и разводятся, дружат и конфликтуют…
Картина эта очень примитивна и, разумеется, совершенно неверна. А потому для будущих поколений от нее остались лишь детские книжки. Да и их я бы не рекомендовал к прочтению, поскольку они закладывают в человеке ошибочную модель осмысления природы.
В итоге, по большому счету, от всей древнегреческой культуры нам достались основы науки и терминология.
Что же касается исконного еврейского взгляда на жизнь, то он, наоборот, экстравертен. В его рамках, нам не нужно вбирать в себя данные от природы, пропуская их через ощущение и обрабатывая разумом. Нет, мы должны выходить из самих себя и включаться в ближних, которые вне нас. Таким образом мы улучшаем свои инструменты восприятия и делаем их безграничными, бесконечными.
Ведь я выхожу наружу, оставляю себя, свое тело, не желаю пребывать в нем. Оно только ограничивает меня и ничего не позволяет понять по-настоящему. Даже ощутить я толком ничего не могу, поскольку "зажат" в узком диапазоне.
Более того, воспринимая информацию через пять органов чувств, я заведомо обрабатываю ее с расчетом на личную выгоду. Это неизбежно, так работает мое тело, поскольку его сила эгоистична. И потому, как бы там ни было, из всего окружающего мира я улавливаю только то, что может войти в пять моих эгоистических ощущений, то, что сулит мне пользу или вред в диапазоне конкретного органа чувств.
Все прочие явления вокруг мы не различаем. Правда, отчасти нам помогают приборы, немного расширяющие наши границы, но и эти "добавки" мы тоже обязательно рассматриваем в призме собственной выгоды.
Вот и выходит, что если я хочу вести подлинное исследование, то должен ни от чего не зависеть. Но разве это возможно? Ведь я прирожденный эгоист и "по определению" вижу лишь то, что для меня хорошо или плохо, приятно или неприятно, выгодно или вредоносно. Автоматически, подсознательно я отфильтровываю поток внешних данных, вычленяя из них лишь те, которые мой эгоизм считает стоящими. Всё остальное ускользает от моего взгляда. Вот почему мы все по-разному смотрим на мир и оцениваем его.
Однако есть иное восприятие, противоположное естественному "греческому" мироощущению. Согласно ему, чтобы быть объективным, независимым исследователем, подлинным ученым, каких не найти в обычном формате нашего мира, мне необходимо выйти из того, что происходит со мною здесь, на Земле, выйти из своего эгоизма, подняться со своим Я над собой. И вот тогда то, что я почувствую, будет истиной, действительно существующей в реальности.
И есть методика, позволяющая обычному человеку посредством комплекса упражнений, с помощью окружения, группы, вызвать в себе такие перемены – расширить свое естественное восприятие и добавить к нему восприятие сверхъестественное, т.е. действующее выше его естества, полученного от природы.
Таким образом, я могу развить в себе дополнительные ощущения, базирующиеся не на абсорбции в себя, а на отдаче, когда я готов дарить, любить, источать, готов быть над собой. Эта отдача и любовь противоположна прежней парадигме получения, самонаслаждения, ненависти.
Благодаря такому подходу я начинаю различать действительность, которая остается вне моих эгоистических инструментов восприятия. Они улавливали, скажем, жалких два процента из общего спектра, да и то искажали картину, представляя мне ее в виде "этого мира".
Даже физики сегодня подтверждают, что достигли некоего предела, за который не могут шагнуть, хотя там, несомненно, что-то есть. Они не знают, как прикоснуться к тому, что лежит по ту сторону.
К настоящему времени мы исчерпали возможности эгоистического восприятия во всех сферах, будь то образование, культура, повседневная жизнь, семья, отношения между людьми и странами, способность к дальнейшему изучению Вселенной и т.д. Предел эгоистического познания мира уже настолько близок, что мы ощущаем его. Речь идет не столько о крахе науки, сколько о ее конце, о той черте, где заканчивается ее способность изучать природу интровертным образом, на базе нашего эгоистического желания. В мире есть еще множество вещей и явлений, но мы не в силах до них дотянуться, неспособны уловить, раскрыть их. Для наших нынешних органов чувств они остаются "прозрачными".
С другой стороны, когда я приподнимаюсь над исследованиями по "греческому" образцу и хочу выйти наружу, в отдачу и любовь, тогда я восхожу над своим материальным, "животным", человеческим Я и желаю ощутить реальность, природу как она есть, без помех "собственного изготовления", без "фильтра", настроенного на личную выгоду.
Человек сначала воспринимает реальность, а затем исследует ее. Так вот, я хочу воспринимать действительность непредвзято, без всякой "фильтрации", без всяких внутренних помех. Я хочу видеть ее такой, какая она есть на самом деле.
И тогда, работая над собой, я обнаруживаю, что вся она – суть колоссальная сила отдачи и любви. В этой силе действует множество систем. Они вокруг нас, и я могу налаживать с ними связь, благодаря чему понимаю, что же, собственно, происходит. Ведь помимо условных двух процентов, все остальные детали реальности находятся именно там, в системе отдачи. Мы называем ее также "высшей" системой, поскольку именно она управляет всем, контролирует и определяет происходящее.
Возвращаясь к празднику Ханука: за это и сражались Маккавеи – за мироощущение еврейского народа. Или в основе его будет наша собственная, экстравертная методика, выходящая за пределы материального, телесного восприятия, или, наоборот, мы ограничимся узким восприятием тела, т.е. "греческим" вариантом. Между двумя этими противоположными концепциями и шла борьба в те дни.
Вопрос: Что мы можем почерпнуть из этого сегодня?
М. Лайтман: Сегодня, после двухтысячелетнего пребывания в "греческой" парадигме, мы обязаны выбраться из нее. И потому вся эта концепция с ее наукой и культурой погружается в кризис. Теперь евреи и те, кто понимает их правоту, должны выйти из среды человечества и снова обрести объективное восприятие мира, а затем вывести на этот уровень всех остальных.
И тогда – приступить к исследованию подлинной реальности, когда весь безграничный мир предстает перед нами и мы знаем, как соответствовать ему в качестве безграничных созданий, счастливо живущих в вечности и совершенстве.
Вот что такое сегодня "Маккавейская война".