Я Вам не верю

М. Рейдер: Я знаю Вас мало, отношусь к Вам предвзято негативно.

М. Лайтман: Хорошо - тем острей и интересней может получиться интервью. А почему предвзято негативно? Это просто такое отношение к жизни?

М. Рейдер: Нет, отношение к жизни у меня в высшей степени положительное.

М. Лайтман: Так почему я Вам не нравлюсь?

М. Рейдер: Здесь спрашиваю я, как говорят следователи в советских фильмах.

М. Лайтман: А, хорошо.

М. Рейдер: Давайте просто для разогрева - несколько слов о себе, о Вашей прежней жизни.

М. Лайтман: Родился в Витебске, в обычной интеллигентной еврейской семье врачей. Хотели сделать из меня музыканта, но я вовремя увернулся. И всегда, с самого маленького возраста, с самого детства было такое состояние, что не хватает знания смысла жизни - для чего жить вообще. Такой вопрос, в принципе, у всех есть в детстве, но потом мы его гасим.

М. Рейдер: А сколько Вам было лет, когда это с Вами случилось?

М. Лайтман: Я чувствовал, начал ощущать это где-то даже с четырех-пяти лет, мне кажется.

М. Рейдер: А сколько Вам лет, простите?

М. Лайтман: Сегодня 61.

М. Рейдер: Значит, Вы родились сразу после войны?

М. Лайтман: Да. И этот вопрос все время был фоном жизни, и я немножко депрессировал из-за него. Я поэтому и специальность выбрал - биокибернетику, то есть науку о внутреннем управлении живыми организмами, об их способе существования. Ничего другого тогда в России не было. Философию я не любил, в эти чисто теоретические вещи я не верил, а в науку – да.

М. Рейдер: Вы не верили, потому что это советская философия?

М. Лайтман: Нет, вообще я не верил в человеческие измышления, которые не подтверждаются практикой.

М. Рейдер: Я хорошо Вас понимаю. У меня такое же отношение к философии. То есть я просто знаю, что это не для моего ума, не моего масштаба, скажем.

М. Лайтман: Я понимаю. Так вот, я поступил в ЛЭТИ – в Ленинградский электротехнический институт Ульянова-Ленина. Потом перешел в политехнический на эту специальность - биологическую медицинскую кибернетику, закончил по кафедре профессора Ахутина. И работал в военно-медицинской академии, на альфа объекте, в институте переливания крови. В общем, начинал научную карьеру. Но в итоге я это все бросил. Так тоскливо было от этого.

М. Лайтман: Я понимаю. Так вот, я поступил в ЛЭТИ – в Ленинградский электротехнический институт Ульянова-Ленина. Потом перешел в политехнический на эту специальность – биологическую медицинскую кибернетику, закончил по кафедре профессора Ахутина. И работал в военно-медицинской академии, на альфа объекте, в институте переливания крови. В общем, начинал научную карьеру. Но в итоге я это все бросил. Стало так тоскливо от того, что ничего принципиального там не изучали. Занимались тем, что исследовали внутренние механизмы - что на что влияет внутри системы.

М. Рейдер: Не тот уровень познания, к которому Вы стремились?

М. Лайтман: То есть не только ответа на вопрос не ищут, но и этим вопросом никто не задается. И потому я все это и оставил и решил эмигрировать. Это было уже в 70-м. Меня не выпускали. Я из Ленинграда переехал опять в Витебск, из Витебска – в Вильнюс. Четыре года был в отказе. И в 74-м году приехал сюда с женой и двухлетним ребенком. И, естественно, здесь надо было срочно искать работу. Я устроился в военно-воздушные силы на обслуживание самолетов, поскольку специальность моя – это и медицинские знания, все для исследования живых организмов, но в основном - электроника, электромеханика. И поэтому меня взяли туда. В Израиле мне выдали диплом инженера-электрика. И четыре года я отработал в ВВС. Потом уволился. Приехали родители, надо было им помогать. Отец не знал, что делать. И я вместе с ним открыл зубоврачебную клинику. Я заведовал, все организовывал, а он и еще несколько врачей, которые с ними приехали, там работали.

М. Рейдер: То есть Вы человек предприимчивый?

М. Лайтман: Когда надо, то да. Был в то время, по крайней мере.

М. Рейдер: А сейчас – нет?

М. Лайтман: А сейчас уже… не совсем.

М. Рейдер: Годы или просто другим занимаетесь?

М. Лайтман: Наверное, все-таки стиль занятий. Параллельно, еще работая в ВВС, я все время искал, где же все-таки все эти вещи, которые меня интересуют. И меня толкали в разные направления, в религию. Ну, я пытался там что-то найти и даже что-то делать. Мне говорили: «Через это ты начнешь ощущать, понимать». Все-таки еврейская религия, я думал, может быть, правда, попробуем. Но нет.

В конце концов, те же люди, которые занимались моим якобы религиозным воспитанием в Реховоте (я жил тогда там), посоветовались со своим учителем, и он говорит: «Ничего не остается, надо показать его каббалисту». И они начали назначать мне встречи с каббалистами.

Я, таким образом, познакомился с людьми, которые действительно хоть говорили о том, о чем я спрашивал. Но ответы они все равно не смогли мне дать в той форме, в которой я хотел. Все это было запутано, завязано на доверии к первоисточникам - к тому, что написано. А «написано» – для меня это ничего не значит. Ну, написано.

М. Рейдер: А что значит?

М. Лайтман: А значит – практика. То есть четкое постижение того, о чем ты говоришь. Вот можешь ты мне это показать или нет? То есть, начнет ли передо мной раскрываться Мироздание или нет?

Я прошел всех известных, в то время, каббалистов пока не нашел в 79-м году своего учителя (это примерно пять лет поисков), у которого я остался. Это Барух Ашлаг. Я нашел его совершенно случайно в Бней-Браке и как только нашел… Я уже знал, чего я хочу, уже знал, как спрашивать, я уже знал, как мне отвечают, уже уловил их стиль общения. И когда начал у него заниматься, то увидел, что это совершенно иное, что это действительно серьезно…

Читать дальше >>