Академия
Проснувшись от звонка будильника, Максим услышал, что в ванной уже шумит вода. «Ну, наконец-то ожила! Хоть что-то ее заинтересовало…».
Бабка принарядилась с вызывающей роскошью: парадно выходной костюмчик, на лацкане которого красовалась брошь, сантиметров десять в диаметре, лодочки на высоких каблуках, голову венчал самый лучший парик, обрамлявший густо напудренное лицо дрожащими спиральками кудряшек. Поверх парика была искусно сооружена чалма из белого кисейного шарфика.
Взглянув на все это великолепие, Максим хмыкнул про себя: «Кто-то недавно говорил про прощальную гастроль…», но промолчал, из опасения испортить настроение старушке. «Нет, похоже, наше турне только начинается…».
Во время пути Сеня давал пояснения.
– Петах-Тиква в переводе означает «Врата Надежды». У нас тут власти, чтобы получить побольше привилегий, через каждые два квартала делают отдельный город, а на названия улиц у них почему-то воображения не хватает. Вот, и получается, что в каждом городке есть улица Жаботинского, например. Поэтому найти нужный адрес бывает порой не просто.
Под монотонное, убаюкивающее шуршание шин и весело журчащий Сенькин тенорок Максим задремал, и проснулся лишь тогда, когда машина остановилась на стоянке.
Они подошли к большому зданию с красовавшимся на крыше огромным рекламным щитом.
– «Каббала ле Ам», – прочел Семен. – Вот, он, наш Центр! Место для него ребята искали долго. К сожалению, не все это здание нам принадлежит, тут размещаются и другие учреждения.
– О чем это вы там шушукаетесь, – грозно спросила бабка.
– Нет, нет, – поспешил успокоить ее Сеня, – я, вот, говорю, что мы потихоньку расширяемся…, помещения себе новые отвоевываем.
– Ладно, не хотите говорить, сама все выясню, – пригрозила Таисия Петровна.
На улице перед входом в здание столпилась большая группа молодых мужчин.
– Я вас оставлю на секунду, – извинился Семен и быстрыми шагами направился к ним.
Ребята встретили его с такой искренней радостью, словно только и ждали, когда он появится. Максим почему-то почувствовал себя лишним и чужим, стоя в двух шагах от этой весело гогочущей ватаги. Было между ними некое плотно спаивающее их единство, которого ему не доводилось встречать прежде в отношениях между людьми, даже единомышленниками или родственниками. Это было и нечто большее, чем обычная мужская симпатия, словно они составляли один организм, в котором Максим ощутил себя органом чужеродным. Они, конечно, с радостью приняли бы его в свою среду, впустили, но он, скорее всего, сам не прижился бы в ней, и никогда не смог стать неотъемлемой частью этой единой плоти.
Чуть в стороне от мужской компании собралась группка женщин. Они весело щебетали между собой, видимо, тоже обмениваясь какими-то важными новостями на приятно ласкающем слух иврите.
Максим мельком взглянул на бабку, и ему показалось, что она, в отличие от него, рвется в бой. Ей явно хотелось поскорее влиться в молодую, жизнерадостную женскую среду, и не просто почувствовать себя одной из них, а сделаться равной среди равных.
– А, вот, вы где! – Прожурчал за спиной Максима ласковый женский голосок. Он обернулся и увидел Татьяну. – Я вас ищу, ищу… Сэм, конечно, не удержался, здороваться побежал с ребятами. Вы уж, простите его, им не часто приходится видеться…. Все же Хайфа далеко. У них там есть своя группа, и в Цфате тоже, но ему очень общения с Учителем не хватает. Пойдемте со мной.
– Вы идите, а я Семена подожду, – ответил Максим мрачно, – а то будет нас искать и плакать, рвать на себе остатние волоса.
Женщины отправились в гостеприимные недра Академии, оставив его на улице.
«Вот, и славно, – подумал Максим, – если она тут поживет, я хоть в Цфат смогу спокойно съездить, а то не потащишь же ее с собой… Я ведь не на экскурсию собираюсь, а старца хочу повидать. Боюсь, что Шимон этого не поймет. Татьяна-то как сильно изменилась, робкая такая была, тихая, домашняя еврейская девушка, а сейчас стержень какой-то в ней чувствуется, так, словно она точно знает, чего хочет, и никому ее не остановить».
Семен увидел одиноко торчащего на улице Максима, когда вся толпа повалила в актовый зал со словами: «Уже идет! Уже идет!».
– Знаешь, брателла, я, пожалуй, не пойду на вашу лекцию.
– Что так? – Изумился Семен. – Там интересно будет, гарантирую! Такого больше нигде не услышишь!
– Ты не поверишь, но я уже знаю, что мужчины и женщины – это не одно и тоже… Я лучше погуляю пока по городку, позавтракаю, пивка где-нибудь попью. Ты когда обратно планируешь?
– Сегодня вечером, завтра мне жену с детьми в аэропорту встречать.
– Вот, и славно!
– Чудак-человек! Такого мудреца отказывается слушать!
– Зачем мне ваш мудрец, у меня теперь свой каббалист есть, хотя я к нему не за знаниями хожу, мне просто собеседник нужен, а не учитель.
– Ты уверен? Учитель в каббале не просто человек, преподающий какую-то науку, он олицетворяет высшую ступень, служит поводырем, направляющим на Творца. Понимаешь, человеку в одиночку очень трудно выйти в Высший мир. Представь, что ты бы сначала разработал всю физику с нуля, как дикарь, не пользуясь всеми предыдущими научными открытиями, а потом начал ее применять.
– Чудные вы какие-то все. Ты только не обижайся, я тут наблюдал за вами и все думал: что же такое в каббалистах есть, чего нет в других людях?
– Шестой орган чувств, с помощью которого они исследуют высший мир, то есть, экран, сила сопротивления эгоизму, желанию получать ради себя. Понимаешь, у каббалистов есть душа, духовный сосуд, в который они получают Высший свет.
– Ты хочешь сказать, что у всех остальных, кроме вас, души нет?
– Душа начинает расти из точки в сердце в тот момент, когда человек задает себе вопрос: «А для чего я, собственно, живу? Зачем родился в этом мире? Каково мое предназначение?».
– Вот, с этого места поподробнее, пожалуйста, – попросил Максим.
– Все твои желания называются «сердце», а точка в сердце – это зародыш будущей души. Пока она не развита, ты не можешь достигнуть в своих ощущениях выхода в духовный мир.
– Это же надо, как у нас все запущено…. Ну, я пошел млекопитаться, а то задерживаю тебя от лицезрения твоего обожаемого Учителя.
– Хорошо, часа через три встретимся, счастливого млекопитания!