Сияющим окутанный венцом,
Бог восседал на пламенном Престоле.
Позволь склониться пред Твоим Лицом,
Себя предать Твоей священной Воле!..
– Вот, и контракт мой заканчивается, – сказал Максим, – не знаю даже – радоваться мне по этому поводу или грустить? Кажется, что я всю жизнь здесь прожил…, а всего-то около трех лет прошло…, но впечатление такое, словно вчера приехал...
Максим сразу понял, что его появление пришлось не кстати. Прежде, чем войти, он по старой привычке заглянул в окно и встретился с суровым, отрешенным, невидящим взглядом Шимона, сидящего за своим столом, устремив глаза в пространство. Максим присел на корточки у дверей дома, закурил сигарету и приготовился к долгому ожиданию. Однако минут через двадцать старец вышел на улицу и, проходя мимо него, равнодушно спросил, что он тут делает...
После конференции босс отвечал на все вопросы Сени о дальнейших исследованиях по их теме весьма уклончиво. Окончание срока контракта стремительно близилось, и Максим со вздохом полез в Интернет...
– Нет, ты только представь! – тряс Максим, уже изрядно нагрузившийся пивком, за плечо Сеню. – Адам, написавший книгу «Тайный Ангел», вполне мог быть шумером! Что тут странного? Ведь Авраам жил в Уре Халдейском! Это – совсем рядом, одна область Ойкумены! Рукой подать! Отсюда напрашивается вывод, что каббала значительно старше, чем принято считать!..
После их памятного разговора Сеня стал все чаще заставать друга за сбором информации о Бахрейне и о шумерах. Он ничего не говорил Максиму, а только озабоченно качал головой, когда тот его не видел...
Недели за две до отъезда на родину Максим устроил на работе «отступную». Народу сбежалось много, пришли ребята из смежных лабораторий, с которыми он сотрудничал или просто по-дружески общался на протяжении трех лет своего пребывания в Технионе. Мири напекла печенья, накупила множество разных вкусных финтифлюшек, фруктов, и за чаепитием, организованным в обеденный перерыв, Максим, расцветая от удовольствия, благосклонно принимал бесконечные комплименты и лестные отзывы в собственный адрес о своем уникальном уме и необычайной научной прозорливости. Не были обойдены вниманием и его человеческие качества, а особенно такие, как – высокая порядочность, трудолюбие, взаимовыручка и непоколебимая нравственная позиция...
Максим не застал Шимона дома. Жена старца, открывшая ему дверь, только неопределенно пожала плечами в ответ на вопрос, когда он вернется. Постояв, оторопело, некоторое время у закрывшейся двери домика, он грустно побрел прочь, погрузившись в глубокие раздумья. Только, спустя некоторое время, Максим вдруг обнаружил, что ноги сами понесли его по направлению к пещере...
Вернувшись после прощания с Шимоном к Борису, Максим не застал там своего семейства...
Телефон, буквально, разрывался на части. Максим, по свойственной ему с детства привычке, машинально считал про себя гудки. «Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…». Наконец, звонки смолкли, и в комнате повисла зловещая тишина. Он лежал на диване и бездумно смотрел в одну точку на потолке, придавленный глыбой недоумения и боли...
Первым человеком, кого Максим встретил по возвращении домой, был его сосед по лестничной площадке, теоретик Тихон Вахонин, которого все звали Тихоня...
Спал Максим отвратительно. Сосны ли скрипели под окном, или это родное жилище, словно жаловалось ему всю ночь на свое дурное самочувствие, сетовало, вздыхало, поскрипывало, просило помощи? Несколько раз он вскакивал с постели, отправлялся на кухню выкурить сигарету, и говорил в тревожную пустоту: «Домик, ты мой, мой, никому тебя больше не отдам, я тебя вылечу»...
Однако разжиться финансами оказалось не так-то просто. Прежний квартирант в настоящее время постоянно проживал на Кипре, а его престарелая матушка, обитавшая в новых хоромах, была совершенно не в курсе долговых обязательств сыночка...
Максим вылил из огромной джезвы остатки кофе в свою любимую чашку, загреб из хлебницы горсть сушек и отправился к себе в комнату, подстегиваемый воспоминаниями…
В тот самый момент, когда Максим предавался воспоминаниям, в дверь квартиры Тихона Федоровича Вахонина позвонил человек, одетый по-спортивному. Его голову украшала выцветшая вязаная шапочка, надвинутая до самых бровей, нижняя часть лица, включая кончик носа, была скрыта высоким воротом видавшей виды серенькой ветровки. В руках он держал две бутылки пива «Балтика»...
– Максим Сергеевич, – донесся голос Антона из кухни, – нашли Книгу Зоар?..
Следующая встреча «соратников по цеху» происходила в маленькой невзрачной, дымной пивной за Универсамом, где собирался совершенно определенный контингент, и потому одеты они были соответственно, – не в смокинги, а как того требовал антураж...
Тихон Федорович быстро, но без излишней суеты убрал конверт во внутренний карман ветровки, спокойно поднялся и с достоинством направился к выходу...
Пять тысяч лет назад в древнем Вавилоне произошло важное изменение. В те времена Месопотамия представляла собой плавильный котел, в котором зарождалась современная цивилизация, хотя люди там жили просто и естественно, им было достаточно иметь крышу над головой, да кое-какое пропитание. Жизнь их протекала мирно и без особых потрясений...
Максим совершенно успокоился, на него низошло умиротворение. Он почти физически ощутил, словно внутри него существует некий сосуд, наполненный светом, но если бы его попросили описать, как выглядит этот сосуд, и тем более свет, наполняющий его, то он затруднился бы с ответом. В реалиях физического мира Максим мог бы уподобить свое кли тоненькой свече, горящей в неком замкнутом пространстве, где-то глубоко в недрах его существа. Впервые со дня своего возвращения на родину он почувствовал, что окружающая тьма рассеивается от этого слабого, робкого внутреннего свечения, и ему стало не так одиноко. Максим вдруг осознал, что все это время его не покидало ощущение, будто он переместился из области света в область тени. Оторвав себя от всего, чем была наполнена его жизнь последние три года, он очень страдал, но не решался признаться в этом даже себе. Теперь – пусть на короткое мгновение, но боль отступила, он дышал свободно и был счастлив...
«Неужели, следить за мной наладился? – недоумевал Вахонин, наблюдая за Игорем Павловичем в просвет между креслами, – Все-то ему надо знать! Узнаю тебя, ЧК. Придется попетлять по Москве, чтобы следы запутать, благо, время у меня есть!»...
Дверь Вахонину открыл Юра с перевязанной щекой и страдальческим выражением на лице...
Максим с удивлением обнаружил, что дверь в квартиру не заперта. Он осторожно вошел в прихожую, куда из кухни отчетливо доносились патетические речи Тихона Федоровича о современном социальном неравенстве и устрашающем расслоении народонаселения...
Максим проснулся с ощущением, что во сне он писал стихи. Его неотступно раскачивал внутренний метроном, пытающегося прорваться наружу ритма...
Максим «вернулся» на урок точно к его окончанию и застал заключительные слова Учителя...
– Тебе куда? Могу подбросить, я на машине, – предложил Максиму новый знакомый...
– А, вернулся, наконец, бродяга! – воскликнул Вахонин с явным облегчением, встречая Максима в прихожей его квартиры. – Мы с ребятишками уже волноваться начали, куда это наш хозяин запропастился?..
Войдя в квартиру, Антон услышал азартное возражение Юры. Он тихонько прошел на кухню и сел рядом с ним за стол...
«Сидел индеец на берегу ручья и горько плакал, оттого что никак не может выбросить свой старый бумеранг…, – оторопело произнес Максим, не в силах отвести взгляд от разобранного на составные части кинжала. – Как ты мне надоел! Кто бы только знал! Нет, и все-таки ты, Волков, последний тупица! Ведь недаром он возвращается ко мне, как шпаргалка к двоечнику, а я так и не дотумкал, что его можно разобрать. А еще Сенька говорит, что у меня пытливый ум и шкодливые лапчонки! Теперь, вот, решили все разжевать и в рот положить, но кто? Что же мне делать?»...
Не успела за Максимом закрыться дверь, как Антон, влекомый каким-то неведомым ему прежде азартом, кинулся в его комнату, где тщательно и осторожно осмотрел наиболее приемлемые места для хранения футляра. Его распирало любопытство, и до смерти хотелось узнать, что же содержится в нем такого особенного, если Вахонин с легкостью согласился купить ему самый дорогой ноутбук за столь пустяковую услугу...
Антон взял деньги и ушел, громко хлопнув дверью, оставив Тихона Федоровича в раздрызганном состоянии...
Мсье Жорж назначил Вахонину встречу в маленьком, почти безлюдном в это время суток скверике за Бородинской панорамой. Тихон Федорович жутко продрог, дожидаясь своего работодателя, и потому, когда тот появился, наконец, с получасовым опозданием, ведя на поводке шикарного черного лабрадора, ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свое недовольство...
«Интересно, что он на сей раз задумал, – размышлял Максим, звоня поздно вечером в соседнюю дверь, – с этой продувной бестией надо держать ухо востро! Соврет – не дорого возьмет…, поди, пьян уже, как фортепьян…»
«Что это меня так развело? – Думал Максим, застилая свой диван, – коньяк, что ли паленый у Тихони был? Прямо все плывет перед глазами, а сон, как рукой сняло. Не мог же я так окосеть от трех рюмок! Выпил-то меньше ста пятидесяти грамм…, наверное, оттого, что плохо работаю, как Шимон говорит, ладно, попробуем уснуть»...
Похороны Вахонина взял на себя Институт. В ритуал, отработанный до мелочей, была внесена единственная поправка – отпевание, на котором категорически настаивали сотрудники теоротдела...
Игорь Павлович очень тяжело переживал крушение своих упований на генеральские погоны. На другой день после похорон Вахонина он заперся у себя в кабинете, попросив секретаршу не соединять его ни с кем, кроме самого высокого начальства. На столе перед ним лежал конверт, извлеченный опытными руками Костиным из кармана покойного...
В пятницу утром Максим сказал ребятам: Меня в выходные не будет, хозяйничайте тут одни, надеюсь, больше не станете выяснять отношения, как кот Матроскин с Шариком. А хотите – можете присоединиться, в каббалистическом Центре лекция будет интересная...
– Здравствуй, дорогой! – приветствовала Виктория Юрьевна Максима, – Я тебя еще в прошлые выходные поджидала, как твой полномочный представитель обещал...
– Я тут в Интернете прочитала одно стихотворение, оно меня почему-то так зацепило, что даже наизусть его выучила, хочешь, послушать?..
Максим не хотел никого извещать о дне свого приезда. Антон с Юрой увязались проводить его в аэропорт, и он решил не противиться настойчивым просьбам своих «казачков», тем более что ребята из Центра попросили его отвезти в Петах-Тиква две пачки книг...
Дверь открыла Мила. Она всплеснула руками и кинулась Максиму на шею, возмущенно выговаривая...
– Успел…, – тихо произнес Шимон, не открывая глаз. – Знал я, успеешь. Не уйду, не сказав…
Максим проснулся, когда за окнами было еще темно. Он полежал некоторое время с открытыми глазами на узкой, жесткой кровати Учителя, затем, решительно поднялся, сделал несколько согревающих движений, по скрипучим половицам подошел к столу и включил старинную настольную лампу под стеклянным зеленым абажуром, отчего маленькая комнатка стала похожа на аквариум. Все ее убранство составляло три предмета: кровать, стол и невысокий шкаф с книгами. Максим обвел взглядом пустые стены и сел на шаткий табурет подле стола...
Оставшись один, Максим занервничал. Он совершенно не чувствовал сейчас себя готовым к серьезному разговору с женой. Одно дело – принять решение развестись, и совсем другое – даже просто начать разговор на эту тему...
– Ты приехала одна? – разочарованно спросил Максим, когда Мири немного успокоилась. – А Тайсон? Я так соскучился по малышке!..
– Вы свободны и полностью оправданы, можете отправляться домой. – С удовлетворением сообщил адвокат Игорю Павловичу. – Примите мои поздравления, товарищ полковник!..
– Мы с тобой в этот приезд и не поговорили толком, жаль, – сказал Семен. – Закрутился ты совсем – похороны Шимона, выяснения отношений с женой, а на конгрессе и вовсе не до разговоров было. Месяц пролетел мгновенно. Расскажи хоть, какие у тебя планы?..
– А-а-а, – сказал Максим злорадно, рассматривая свою фотографию, – вот, он – общий предок обезьяны и человека, связующее звено эволюционного процесса! Пиролапитек каталонский! А каббала утверждает, что Homo Sapiens произошел после обезьяны, а не от нее. Поглядели бы они на этот портрет недочеловека! Эволюция меня не коснулась…
– Все-таки, что-то связывает этот осколок с прибором! – убежденно сказал Максим. – Не могу понять, что именно, но чувствую, – не случайно он оказался в одном из мешков!..
Пока шла вся эта суета с установкой лазера, Максим неожиданно почувствовал легкое покалывание в висках, он крепко сжал их обеими ладонями и вдруг, как наяву услышал голос Учителя...
Долю секунды все стояли на своих местах в немом оцепенении, глядя на два, сползших на пол, недвижимых тела. Потом Юра, словно в беспамятстве, истошно закричал: «Максим Сергеевич! Что вы делаете!» и кинулся к ним...
Игорь Павлович категорически отказывался садиться в машину. Он плакал, стенал, что-то быстро лопотал на своем «агглютинативном» языке, воздевая руки к небесам...
Когда, спустя довольно продолжительное время, Виктория Юрьева и Вера Матвеевна вернулись к мужчинам, они застали на кухне картину, достойную кисти художника Перова. Посреди стола красовалась бутылка армянского коньяка, уже прилично опустошенная. Юра, слегка заплетающимся языком, давал «гостям» урок русского языка...
Рано утром позвонил Семен. Он был очень напуган сообщением, которое получил от Виктории Юрьевны и сказал, что прилетит, как только уладит все формальности...
Прошло пятнадцать лет. За эти годы Мири и Семен потратили много усилий, чтобы вернуть Максиму утраченную память, но это не дало никаких результатов. Все врачи в один голос заявляли, что его физическое здоровье в превосходном состоянии, как, в прочем, и психика. Они даже высказывали сомнения, что пациент вообще терял когда-либо память…