Раритет
– Черт бы побрал всех этих святош! Вы можете представить, Николай, чтобы в наше дурацкое время, какой-то занюханый ювелир отказывался от работы! – Сердито бубнил Леонид Леонидович, усаживаясь в машину рядом с водителем и сжимая кольцо в руке так крепко, что оно больно вонзалось в ладонь. – Ладно бы у него отбоя не было от клиентов, или очередь выстроилась из желающих отремонтировать старинную вещь, это понятно. Так нет! Я ничего такого не заметил, судя по обстановке, он беден, как церковная мышь…, косяк детишек…, а всего и делов-то – подобрать и вставить подходящий рубин.
– Просто он цену набивал, хотел из вас бабла побольше выудить за свой камешек, – уверенным тоном высказал предположение Николай.
– Если бы! Не угадали. О цене даже спичу не было. Знаете, что он мне заявил? «Я с языческими украшениями не работаю…, уберите это немедленно с моих глаз! Даже смотреть не хочу!». Да, еще руками махал как ветряная мельница, чуть ли не плевался в мою сторону. Небось, после моего визита попа какого-нибудь призвал в срочном порядке, чтобы тот ему все углы освятил. Болван! Поехали в контору!
Леонид Леонидович с силой захлопнул дверцу машины и, разжав кулак, огорченно поглядел на кольцо, сверкнувшее в ярком свете солнечного январского дня одиноким рубиновым лучом.
«Как же мне тебя починить, старинная реликвия? – Огорченно размышлял он по пути в Останкино, – так мечтал матушке подарить в день рождения раритет из Непала, а тут – на тебе, напоролся на православнутого юродивого. Ювелиров, конечно, в Москве до фига и больше, но Заффар меня уверял, что кабошон такой редкой окраски наверняка есть только у этого типа. Есть-то он – есть, да не про нашу честь, как оказалось…, и времени осталось мало, послезавтра у моей дражайшей родительницы юбилей. Ладно, придется, видимо, дарить, как есть, а потом что-нибудь придумаем…».
– Ну, как? Удачно сходили? – Кинулся к Леониду Леонидовичу Заффар, едва тот открыл дверь в студию. – Правда, у него камни потрясающие…, – но, увидев кислую мину шефа, осекся и обескуражено развел руками. – Тогда уж не знаю, чем вам помочь. Если в его коллекции не нашлось…
– Где вы только выкопали этакого типа? Он даже разговаривать со мной погнушался, не пожелал, видишь ли, осквернять свои чистые, праведные руки ремонтом языческого идолища! Едва ни взашей меня из квартиры вытолкал, вы, я думаю, еще получите от него на орехи за свою рекомендацию. Прислали к нему, понимаешь, клиента-идолопоклонника…
– Иди ты! Он, что, совсем спятил? Не ожидал, простите великодушно, я как-то в этом направлении не думал…, хотя он мне примерно пару лет назад поведал, что крестился, но я и подумать не мог, что там все так запущено…
– Да, похоже, что не только крестился, а стал святее самого Патриарха! – Все еще раздраженно ответил Леонид Леонидович. – Истребить готов всякого инаковерующего! Я, вот, как ни стараюсь, не могу понять: если все мы созданы по образу и подобию, то зачем столько разных религий? Ну, веруй ты в Бога на здоровье, блюди законы там всякие, как их, заповеди, разве одного Господа для проявления нравственных принципов мало? Мне тут по дороге в студию пришла в голову шальная мысль: а что стало бы, если бы можно было устроить у нас на канале ток-шоу между Иисусом Христом, Буддой и Магометом? Интересно, плескали бы пророки соком в лицо друг другу, или в волоса вцеплялись, таскали за бороды? А, может, и похлеще…, чудеса всякие выделывали, вроде левитации, на предмет, кто выше взлетит, чтобы снискать популярность у паствы и повысить свой рейтинг?
– Ага, – весело загоготал Заффар, с льстивой готовностью подхватывая нелепую идею начальника, – и еще Заратустру пригласить! Не знаю, как их, а наш рейтинг бы взлетел до небес! В самом прямом смысле этого слова! Гениальная идея, шеф! Я, между прочим, недавно в Инете прочел, что америкосы хотят клонировать Будду по каким-то там останкам…, и Христа, соскоб с плащаницы просят у итальяшек…, да те пока не дают…, так что, имеем шанс, организовать беспрецедентное ток-шоу в недалеком будущем. «Пророки за стеклом!». Каково?
– Что за бред! Надеюсь, это не серьезно? «Утка» какая-нибудь очередная…, и довольно дешевого толка.
– Об чем толковище, братия? – Попыхивая роскошной дорогой пенковой трубкой, поинтересовался оператор Олег, удивленный, что всегда корректный и сдержанный начальник разговаривает с замом на повышенных тонах. – В чем провинился сей зрелый отрок, босс? Могу взять на себя презренную миссию приведения приговора в исполнение. Какой вид казни вы предпочитаете в это время суток? Закатать в асфальт, посадить на кол, четвертовать или разжаловать в гомосеки?
– Не пошлите, Олег, вы знаете, я этого не переношу. – Брезгливо поморщился Леонид Леонидович и, махнув рукой, направился к себе в кабинет, но на пороге задержался и, обернувшись, сурово прорек:
– Работайте, господа, работайте, или вам заняться нечем? Надеюсь, к прямому эфиру все готово?
Подчиненные молниеносно прыснули по местам, прижав уши, а руководитель телеканала величественно скрылся за матовой стеклянной дверью своего святилища.
Леонид Леонидович погрузился в уютное кожаное кресло, которое тотчас не замедлило напомнить владельцу скрипом своей дорогой обивки, что она не так давно передвигалась на четырех конечностях и была собственностью невинно убиенного молодого существа, беззаботно жевавшего свежую мураву и опрометчиво радовавшегося жизни.
«Не вегетарианское у тебя сидение…, – укорила его матушка, посетив однажды кабинет сына. – Неловко, должно быть, работать, располагаясь в таком кресле и думать, что ради его изготовления была загублена чья-то живая душа? Как тебе в нем? Я бы не смогла сосредоточиться…».
«Да, я, собственно, и не думаю об этом…, любите вы, пани, всякие страшилки рассказывать, сколько себя помню. В таком случае, получается, что эта, как ты выразилась «живая душа» погибла зря? Ведь все равно животинушку загубили, а теперь она хотя бы послужит кому-то вместо того, чтобы пылиться на складе, принесет пользу, доставит радость, так сказать…, потешит тщеславие, и потом я где-то читал, что у животных нет души в нашем понимании…, она у них коллективная…».
«Тем более! Значит, на тонком плане пострадал целый «коллектив»! Тебе разве неизвестно, что предложение рождает спрос, – продолжала укоризненно и осуждающе гнуть свое родительница, – и наоборот».
После этого разговора всякий раз, заслышав сухой скрип телячьей кожи, Леонид Леонидович внутренне ежился и, действительно, уже не мог не думать о безымянном существе, расставшемся со своей шкуркой ради нужд мебельной промышленности. Это его раздражало, но он терпеливо работал над собой, стремясь в душе примирить непримиримое. Вот, и сейчас воображение услужливо нарисовало ему огромные печальные глаза юного жертвенного тельца, и он, как всегда в таких случаях, резко помотал головой, словно стараясь вытрясти из нее непрошеный, навязчивый образ.
Положив на столе перед собой чистый лист бумаги, Леонид Леонидович извлек перстень из ветхой картонной коробочки, куда заботливо и с почестями уложил его продавец, и в который раз стал всматриваться в лик Будды, лишенного одного глаза и оттого казавшегося более грозным, чем, может быть, был задуман мастером его создавшим.
«Перстень этот не простой, усиливает желание…», – вспомнил он странные слова владельца тесной темной лавчонки, торговавшего на окраине Лхасы всяким ветхим хламом, в которую случайно забрел перед самым отъездом, уже почти отчаявшись купить в подарок матушке какую-нибудь древнюю колоритную местную безделушку.
«Что значит, «усиливает желание», – Леонид Леонидович так и впился загоревшимися от чрезмерного любопытства глазами в продавца.
«Так…, – уклончиво ответил тот, – чистое делает еще более чистым, а дурное доводит до безумия. Римпоче один сильный им владел, хорошо зарядил, умер уже давно. С тех пор его никто не носил…, и ты, если не себе покупаешь, не надевай…».
Леонид Леонидович, уже приготовившийся, было, примерить реликвию на свой безымянный палец, чтобы прикинуть ее размер, при этих словах быстро отдернул руку.
«Я беру, – с удивлением услышал он свой голос как бы со стороны. – Сколько с меня?».
Это решение уже тогда показалось ему неожиданным и, словно навязанным кем-то посторонним. Он до сих пор продолжал считать, что в тот момент оно было продиктовано ему с неким злым умыслом! Будто приказал кто-то жестокий и властный непременно купить эту вещь.
Торговец внимательно поглядел в глаза покупателю и тихим голосом сказал:
«Так забирай, раз за ней пришел. Нет ему цены. Ничего не надо мне…».
«Что же с тобой все-таки делать, бесценный ты мой? – Спросил вслух неизвестно кого Леонид Леонидович. – У нашей пани столько желаний! Одно меня утешает, что дурных помыслов у нее нет…, ладно, посмотрим, не разыграл ли меня лхасский коробейник…. Хотя зачем ему это, если денег не взял? Другое дело, хотел бы цену набить…, да, и вздор все это! «Толкиеновщина» какая-то, на тибетский манер, так и слышится гнусный голосок омерзительного Горлума: «Моя пре-е-елесть…». Однако не думаю, что он читал про хоббитов…, это вряд ли…».
Неожиданно для себя Леонид Леонидович взял со стола перстень, водрузил его на свой мизинец, пробормотав: «Целее будет», и стал пытливо прислушиваться к себе, на предмет появления каких-нибудь причудливых желаний. Разумеется, решительно ничего не произошло, как он и предполагал. Включив компьютер, директор и совладелец научно-популярного телеканала «Поступь Грядущего» с головой погрузился в работу.
Поздним вечером, потирая утомленные глаза, Леонид Леонидович почувствовал, что мизинец его онемел, и только тогда он с недоумением обнаружил на нем одноокого Будду. «Зачем я его купил? Нелепая была идея! Матушка едва ли станет его носить, ей неловко будет…, опять же, неудобно дарить с таким дефектом. Нет, придется покупать другой подарок, благо, есть еще время, а Шакьямуни этого себе оставлю…, по крайней мере, до тех пор, пока не организую ему второй глаз». Неожиданно ему на ум пришла восточная мудрость, словно кто-то услужливо напомнил ее в этот самый момент: «Среди слепцов даже одноглазый – король!».