Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь

Леонид Леонидович оторвал взгляд от экрана монитора и потер уставшие глаза.

«Да, забавно, забавно, – усмехнулся он, – давненько я не ел человеческого мяса! Что же получается, по вашему утверждению, господин Ахмедов, события, происходящие в идеальной зеркальной комнате как бы «замораживаются». То есть, не имеют конца, и, следовательно, их можно наблюдать одновременно! Тем самым, нарушается основополагающий принцип нашего мира – наличие последовательности событий. Для наблюдателя причина и следствие воспринимаются совершенно иначе, чем вовне. Да, он прямо Господь Бог какой-то, для того замысел и исполнение тоже находятся в одной точке, не помню уже, где я об этом читал, у гностиков что ли…

Как ни абсурдно это выглядит, но такое пространство допускает магию, ибо магия в нашем современном понимании не может существовать, не нарушая второго закона термодинамики. Не хотите ли вы сказать, что вам, Раис Нургалеевич, удалось создать такую идеальную зеркальную комнату?! До сих пор она считалась явлением чисто умозрительным, чем-то, вроде «демона Максвелла», который был специально придуман для нападок на закон причины и следствия. Сидит себе перед заслонкой этакий шкодливый бес, и с хитрой рожей открывает ее только в тот момент, когда летит быстрая молекула, а медленно летящей, показывает кукиш. Не верю!!! Хоть я и не Станиславский…».

Неожиданно его размышления были бесцеремонно прерваны длинной трелью звонка. «Господи, кто это на ночь глядя? Неужели с Иваном Ефимовичем…, нет, мне бы на мобильный…», – вихрем пронеслось в голове у Леонида Леонидовича, пока он торопливо шел к двери.

– Секс по домофону не предлагать! – Услышал он в трубке требовательный, и как всегда, насмешливый голос Киры. – Открывай быстро, пока твоя Фамарь окончательно не превратилась в сосульку, вроде той, которая в детстве упала тебе на голову, выйдешь завтра поутру из подъезда, а я бряк сверху, и пришибу выдающегося продюсера всех времен и народов! Современники мне этого не простят.

«Странно, откуда ей стало известно про сосульку? Не иначе, Володька протрепался, вот, язык без костей, не лень ему меня обсуждать! Интересно, что он им наплел? Хуже базарной бабы…».

Леонид Леонидович нажал кнопку домофона и распахнул дверь, в ожидании ночной гостьи.

Кира накатила как цунами. Она прижалась к нему всем телом прямо на пороге, от нее терпко пахло морозцем и вспотевшим ландышем. Леонид Леонидович утонул в этом аромате, и река времени утащила его назад, в далекую, сладкую юность, когда он был безумно влюблен в свою одноклассницу, красивую, хрупкую девочку, прибегавшую каждый вечер к нему на свидание вся пропахшая мамиными французскими духами.

«Кажется, они назывались «Диориссимо», – мелькнуло в голове Леонида Леонидовича, он подхватил Киру на руки и крепко прижал к себе, внезапно поддавшись скорее этим жгучим воспоминаниям, чем влиянию текущей минуты.

– У меня времени в обрез, – лениво и томно проговорила Кира, лежа у него на плече. – Через три часа должна быть в Шереметьево. Надо заказать такси.

– Ты куда-то улетаешь? – Поинтересовался Леонид Леонидович, как можно сдержаннее, чтобы не выдать истинного впечатления, вызванного ее сообщением.

– Не слышу звенящих слез в твоем голосе. Шеф тащит меня с собой в Новосибирск, надо срочно что-то проверить на ДНК. Будто здесь нельзя! Вечно он экономит на спичках, покупая самый дорогой табачок. Ты будешь обо мне скучать?

– Не то слово! Сохнуть! – Насмешливо ответил он, невольно возвращаясь к тону их обычного общения. – Надолго?

– Не скажу. Чтобы трясся каждый день, что я могу прилететь и застать тебя врасплох. Какой у тебя занятный перстень? – Она притянула его руку, с любопытством разглядывая одноглазого Будду в свете ночника. – Откуда он?

– Приобрел в последней поездке, в Лхасе, хотел маменьке подношение сделать по случаю юбилея, но не успел починить, а с одним глазом…, как-то не прилично дарить этакое несовершенство.

– Хочешь, я могу попробовать вставить ему глазик в Новосибирске, у меня одноклассник работает в геологическом Институте, у него каменьев всяческих – море. Подберет что-нибудь подходящее.

– Возьми его себе, коли уж он тебе так приглянулся, – Леонид Леонидович с трудом стянул с мизинца подарок старьевщика и вдруг ощутил невероятную пустоту в душе, словно вместе с кольцом он отдал в чужие руки некую мистическую власть над собой. Это его удивило, но Кира так искренне обрадовалась щедрому презенту, что он усилием воли мужественно подавил в себе порыв сожаления, удививший его самого, и резко сменил тему разговора. – Как там Иван Ефимович?

– Без изменений пока…, что само по себе уже обнадеживает. Не понимаю, кто мог это сделать!

– Никого еще не арестовали? Милиция, кажется, соседа подозревает? Художника какого-то…, бывшего жениха Мары…, как мне Володя поведал. – Спросил Леонид Леонидович и почувствовал, что краснеет.

– Вадика что ли? Чушь! Для чего ему это?

– Ты с ним знакома разве?

– Безобиднейшее существо! Да, и вообще, он слишком примитивен, чтобы претендовать на роль злодея. И потом… для всякого преступления должен иметься мотив, ты не находишь? А тут – совершенно перпендикулярные миры, лично я не вижу никакой мотивации.

– Разумеется, нельзя обвинять человека заглазно, следует во всем тщательно разобраться, – поспешил он реабилитировать потенциальную жертву подозрений, – а что, конкретно, пропало? Может, тут и кроется разгадка…

– Я не в курсе, прости, там Марка с Ольгой Васильевной аудитом имущества занимаются. Ладно, дорогой, мне пора. Ах, как не хочется тащиться в Сибирь! Кто бы только знал…, особенно, теперь, когда у меня есть ты. – Кира подтянула к себе его голову и страстно впилась в губы долгим поцелуем.

«Вот, этого-то я и боялся…, – с тоской подумал Леонид Леонидович, терпеливо снося ее ласку. – Вечно у меня ерунда получается: прогнозирую приятную, легкую прогулку в Булонский лес, нечто вроде пикничка, а вместо этого отправляюсь в тяжелый, изнурительный военный поход с кучей жертв и неизвестным исходом. Каждый раз, как тупой бледнолицый, оказываюсь там, где какой-то коварный индеец бросил грабли. Где я прокалываюсь? На чем! Кто бы мне объяснил…, но ведь в основе все очень просто: природа сама подсказывает тебе, от какой женщины ты будешь иметь желанное, дееспособное потомство, а от какой – нет. Надо только следовать за инстинктом продолжения рода, а не идти на поводу у сиюминутной похоти…».

Кира тем временем тихонько выскользнула из постели и отправилась в душ.

«Ничего, мы этот лед растопим, – мстительно шептала она, подставляя лицо под шелковистые струйки воды, – ты у нас, как пришитый, будешь за мной ходить, как намертво приклеенный…, я буду не я, если не стану здесь хозяйкой, минимум через… полгода, а максимум…, через год!».

Леонид Леонидович внезапно пробудился, как от резкого толчка. В комнате уже копошился белесоватый, заспанный рассвет, медленно, словно нехотя, вползающий в окно. Если на улице он был слегка приукрашен сухими редкими снежинками, то здесь под невысоким потолком спальни, казался мглистым и серым, как туман. На ум пришли чьи-то безымянные строчки:

«Уже с утра мостился вечер

Занять партерные места.

Казалось мне, что будет вечен

Цвет парусины и холста».

Леонид Леонидович поежился и снова закрыл глаза, пожалев, что проснулся. Он полежал еще некоторое время, в надежде вернуть сон, прерванный внезапным пробуждением, или хотя бы восстановить его в памяти. «Послевкусие» от увиденного было прекрасным, но уловить детали он так и не смог. В уме мелькали только отдельные картинки, сменяющие друг друга, как слайды или яркие, разноцветные стеклышки в калейдоскопе.

Лето. Мара. Высокий Холм, поросший густой короткой травкой. Маленький, будто игрушечный, белый домик на самой вершине. Вот, они уже внутри него, сидят за столом, сплошь заваленным толстыми старинными фолиантами. Человек с добрым, но строгим лицом, которого он никогда прежде не встречал. Его губы шевелятся. Он объясняет что-то очень важное.

Что? Леонид Леонидович так и не смог вспомнить ни единого слова. Огорченно вздохнув, он выполз из теплой постели и наткнулся взглядом на записку, оставленную Кирой на туалетном столике с его стороны кровати рядом с настольной лампой.

«Прости, любимый, не стала тебя будить, чтобы попрощаться. Ты так сладко спал! Как младенец! Я полюбовалась твоими пухлыми губешками и отправилась одна в ледяную ночь, гонимая чувством долга. Согревает меня только уверенность, что наша разлука не будет долгой, и еще твой подарок, который я воспринимаю, как частичку тебя. Позвоню, когда долечу, чтобы тебя успокоить и еще раз услышать твой ласковый голос.

Мысленно вместе, твоя Кира».

«Господи! Господи! – Взмолился Леонид Леонидович в полный голос, – ну, почему я такой идиот, и вечно сам себе отравляю жизнь!? Хочу одного, а делаю совершенно противоположное. Странная цидулька, фальшивая какая-то, совершенно не в духе Киры, насколько я ее знаю. Сплошные сладкие слюни и личные местоимения, так только мужу можно написать или самому близкому человеку, а мы знакомы два дня! Что-то за этим кроется, замысел какой-то неведомый. Женить меня что ли на себе решила? Зачем я ей? Могла бы и помоложе заарканить, с ее-то внешностью, олигарха какого-нибудь. На кой черт ей старый маразматик, я же лет на пятнадцать ее старше, как минимум. А тут еще это кольцо…, не понимаю, что на меня нашло, зачем я решил ей его подарить? Она, видимо, восприняла это как серьезный аванс…, что же делать? Уехать что ли в Тартарары на всю оставшуюся жизнь? На какой-нибудь необитаемый остров, где нет ни одной особы женского пола. Бросить все к чертовой матери! Не будет мне добра от этой связи, прямо нутром чую…».

Он в сердцах разорвал записку и отнес клочки в мусорное ведро.

Во время сборов на работу, Леонида Леонидовича не покидала мысль о том, что надо непременно заявить в милицию о большой сумме денег, которая была при себе у Ивана Ефимовича в день нападения.

«Зря я послушался Смирнова, теперь в милиции шею намылят за скрытие информации. Надо было сразу мчаться, как только узнал о случившемся. Тогда уж придется все до конца говорить: и про встречу с иностранцем, и про раритет тот сомнительный…. А я ведь даже не знаю, что это был за человек и откуда он приехал. О! Академик говорил, что переписывался с ним довольно долго по Интернету! Значит, в компьютере должна сохраниться эта переписка. Надо срочно ехать к Ольге Васильевне и смотреть почту! Может, мы сами его найдем и прижмем, как следует. Если он, конечно, еще не сделал ноги из Москвы…, но тогда у нас хотя бы уже будут точные факты для следствия, а не эти блекотания не известно о чем и о ком…».

Леонид Леонидович сел в машину и решительно сказал водителю:

– Николай, отвезите меня, пожалуйста, в Козихинский переулок, мне необходимо к Пригожиным заскочить. Вы, верно, помните адрес? Мы там прежде уже бывали с вами. На Ивана Ефимовича было вчера совершено нападение…, мне надо в связи с этим кое-что выяснить.