Монах

Дверь открыла Мара. Это было так неожиданно, что Леонид Леонидович замер в недоумении и на несколько секунд, словно лишился дара речи.

– Проходите. – Приветливо пригласила гостя молодая женщина. – Ольга Васильевна уже уехала в больницу, а я, вот, пытаюсь привести в порядок бумаги Ивана Ефимовича и кабинет немного прибрать после бесцеремонного вторжения, разгром там ужасный. Милиция сняла все отпечатки…, мы им уже позвонили и сообщили, что ничего не пропало. То есть, все ценные вещи на месте, а наличных денег в доме почти не было. Их Ольга Васильевна обычно вручает домработнице, которая закупает продукты, платит по счетам, белье в прачечную относит, одежду в химчистку. А у Ивана Ефимовича только так, мелочь на карманные расходы…

– Даже не знаю, как быть…, – неуверенно начал Леонид Леонидович, все еще не решаясь входить в квартиру. – Имею ли я право в отсутствие хозяйки…, словом, тут такое дело…, – сделав над собой усилие, он, наконец, перешагнул порог и плотно прикрыл за собой входную дверь. – Я могу задать вам несколько вопросов…, ведь вы – свой человек в этом доме?

– Конечно! – С готовностью откликнулась Мара, – все, что угодно спрашивайте! Я бы очень хотела помочь, а то милиция, по-моему, не в том направлении движется…

Леонид Леонидович внимательно взглянул ей в лицо, и ему показалось, что молодая женщина слегка покраснела. Когда они расположились в злосчастном кабинете, он поведал ей все, что знал об этой запутанной истории, а потом, помолчав немного, с нажимом спросил:

– Как вы думаете, почему рылись в бумагах? Что там могли искать? Мне кажется, если мы это поймем, то найдем ответ на вопрос, кто напал на Ивана Ефимовича, и э-э-э, переписку бы его почитать…, с этим заграничным конфидентом…, но тут, боюсь, без Ольги Васильевны нам не обойтись. Пароль…

– О, пароль-то мне как раз известен! Иван Ефимович осенью лежал в клинике на обследовании, а я его почту проверяла. Мне кажется, я даже догадываюсь, о ком идет речь, они по-французски переписывались, но товарищ этот живет, если я не ошибаюсь, в Испании или в Израиле. Ну-ка, ну-ка, сейчас глянем, – бормотала Мара, включая ноутбук. – А что касается бумаг, то перерыто, буквально, все: и частная переписка, и личная, даже письма с фронта, заметки научные, дневники. Так что, очень сложно без хозяина судить, что, конкретно, исчезло. Если, конечно, исчезло…. Вся надежда на то, что он придет в себя и сам все расскажет…, только на это нужно время…

– Я понимаю. – Сказал Леонид Леонидович со вздохом. – Кома может длиться сколько угодно…, хорошо бы еще мобильный его посмотреть, особенно, на предмет входящих…

– С этим сложнее, милиция в клювике унесла! – Мара впервые за это время улыбнулась и прямо посмотрела в глаза Леониду Леонидовичу.

Он тоже улыбнулся ей в ответ и вдруг почувствовал себя легко и свободно, словно они знали друг друга не один десяток лет.

– Готово! – Удовлетворенно воскликнула Мара, закончив манипуляции с ноутбуком. – Что вас интересует?

– Переписка с этим господином, главным образом, за последнюю неделю до происшествия…

– Тут еще свежая почта качается, сейчас, сейчас…, о, от него пришло новое сообщение…, вчера вечером отправлено в ноль пятьдесят восемь…

Леонид Леонидович вскочил с дивана и кинулся к монитору.

«Дорогой мсье Жан, удивлен, что ваш телефон не отвечает, поэтому прибегаю к нашему прежнему способу общения.

Я до сих пор нахожусь под большим впечатлением от встречи, пораженный вашим обширным интеллектом и энциклопедическими знаниями, особенно, в вопросах теологии (все остальное я, к прискорбию, не в состоянии оценить по достоинству). Мое приглашение остается в силе. В Испании есть, что посмотреть…, хотя с не меньшей радостью приму вас и в Иерусалиме. И еще, мне необыкновенно приятно, что древняя реликвия моей семьи попала в достойные руки. Надеюсь, вы будете хранить ее, и почитать, как должно.

Я улетаю завтра поздно вечером из Домодедово в Париж со спокойным сердцем.

С уважением, искренне преданный вам ребе Исаак Мейер».

– Замечательно! Этот мейл нам очень кстати! – Воскликнула Мара, радостно хлопая в ладоши. – Можно смело рассказать обо всем следователю, его содержание снимает с Вадима всяческие подозрения в причастности к покушению на Ивана Ефимовича. Они же разрабатывают версию, согласно которой он пошел на преступление ради денег! Да, вы ведь не в курсе…, – она опять слегка покраснела, – Вадим, он…, мой хороший знакомый, сосед Пригожиных по лестничной площадке. Его родители с ними близко…, были дружны…, ключи от квартиры друг другу доверяли, вот, Вадик и попал к ним под колпак в первую очередь. Но он не мог! Я голову могу дать на отсечение! Не мог! Он славный очень, бесхитростный, как большой ребенок…, и талантливый, гений, можно сказать, безалаберный немного, как все художники, но добрый и бескорыстный. Последнюю рубаху с себя снять готов ради совершенно постороннего человека! Но ведь это к делу не пришьешь…, а тут прямые доказательства. Нам надо обязательно встретиться с этим Исааком, и умолять его дать показания! Только бы он не отказался! Только бы согласился! А вдруг он не захочет?

Мара была так взволнована, что ее состояние мгновенно передалось Леониду Леонидовичу, и он неожиданно для себя сказал:

– Не волнуйтесь, я его разыщу и постараюсь уговорить! А сейчас поеду к следователю прямо с этим ноутбуком. Нельзя дольше откладывать. – Он помолчал секунду, потом добавил едва слышно, – хотел бы я, чтобы меня так любили…

– Я с вами, – сказала молодая женщина тоном, не допускающим возражений, и доверительные отношения, установившиеся, было, между ними, мгновенно растаяли. – А любовь здесь вовсе не при чем! Просто…, просто должна же быть восстановлена справедливость! Не знаю, что вам наговорили, только…

– Простите, я не хотел вмешиваться в вашу личную жизнь…, глупо как-то получилось. Постойте! Если при Иване Ефимовиче не было денег, то должно было быть нечто другое! То, что он на них купил! Вы не находили какой-нибудь небольшой коробочки, размером со спичечную, или чего-то в этом роде? Ковчежец, возможно, в котором хранилась реликвия в семье этого Исаака…, не привез же он ее, завернутой в газету, в самом деле, или в носовой платок! Давайте, еще раз все проверим. Теперь мы представляем себе, что надо найти…, нет ли сейфа в доме?

– Как же, есть! Есть сейф, в котором Иван Ефимович хранит именное оружие еще с войны. И все награды его в нем лежат. Пойдемте в чулан, он там.

В тесной темной коморке под лестницей, ведущий на второй этаж, они с трудом отыскали под грудой старой лыжной одежды небольшой оцинкованный ящик с висячим замком. Здесь же на ржавом гвоздике, криво вбитом в дверной косяк, висел и ключ. Содержимое сейфа не порадовало их неожиданными находками: старенький «Вальтер», да военные награды хозяина, – вот и все, что составляло его содержимое.

– Я поняла! – Воскликнула вдруг Мара, остановившись в дверях кабинета. – Когда мы вытаскивали из-под письменного стола бумаги, Ольга Васильевна подняла с пола небольшую круглую коробочку, удивленно так покрутила ее в руках и сказала: «Не понимаю, зачем Ваня притащил сюда мою старую пудреницу? Что у него с головой?».

– И где она, – Леонид Леонидович взволнованно схватил Мару за руку, – куда она ее дела!?

– Погодите, погодите…, кажется, пошла с ней к себе в комнату…, я сейчас посмотрю.

Она отправилась в святая святых – спальню хозяйки – и через минуту вернулась, протягивая на ладони маленькую, круглую серебряную коробочку со старинной эмалью на крышке.

– Вещица и впрямь с биографией, только в такой и следовало хранить бесценный раритет, по мнению Ивана Ефимовича. – Пробормотал Леонид Леонидович, открывая пудреницу, чтобы убедиться, что она пуста. – Скорее всего, обладатель сокровища привез его в какой-то неподобающей упаковке, вот, он и переложил сюда…. Что же с ним стало? Украден? Или растоптали в суете? Бедняга этого не перенесет! Ладно, едем в милицию. Здесь нам больше делать нечего.

Однако и в отделении их ждала неудача. Следователь, который вел дело Ивана Ефимовича, был на выезде. Им предложили подождать, и указали на два старых, потрепанных, скрипучих стула у двери его кабинета.

– Да, на работу мне сегодня не попасть, – констатировал Леонид Леонидович без малейшего сожаления в голосе, а даже с каким-то сладостным восторгом, как школьник, принявший, наконец, твердое решение прогулять контрольную. – Подождем немного, если через час не появится, поедем в Домодедово одни. Нам никак нельзя упускать этого испанского господина. Потом ищи ветра в поле…

Некоторое время они сидели молча, потом Леонид Леонидович резко повернулся к Маре и спросил с некоторым беспокойством:

– Скажите мне, что вы обо всем этом думаете? Обо всем, понимаете? Могло ли брение, действительно, принадлежать Христу? Ведь столько веков прошло…, по-моему, это чистой воды надувательство! Ребе какой-то таинственный…, и главное, для кого еще оно могло представлять интерес, кроме нашего академика? Безусловно, для лица столь же религиозного, как и он сам. Когда Иван Ефимович просил у нас денег на это приобретение, то упоминал, что ему попы какие-то обещали материальную субсидию выдать, мол, я монастырю свой дом отдаю, и пишу завещание на владение этой реликвией после моей смерти. Может, они решили ускорить события и забрать ее даром, чтобы не рисковать? Для них-то она, вне всякого сомнения, бесценна, такое шоу можно устроить из поклонения, а денег, сколько заработать на этом деле!

Есть еще одно предположение: а что, если на него напал сам продавец? Видя, что семейная реликвия уплывает, он передумал ее отдавать – и волки сыты, и овцы целы. Вы понимаете, что я имею в виду? Но, в любом случае, мне не понятно, для чего рыться в бумагах? Для отвода глаз? Абсурд какой-то…

– Относительно бумаг вы ошибаетесь, – задумчиво сказала Мара и потерла виски указательными пальцами. – Понимаете, мелькнула у меня на секунду какая-то мысль, когда я их разбирала, но не могу вспомнить! В них очень целенаправленно рылись, с полным пониманием того, что ищут. Искали что-то конкретное, а не просто разбрасывали по полу все, что попало под руку. Некоторые листы измяты, письма вытащены из конвертов и развернуты, то есть, их, безусловно, просматривали! Я подумаю, может, вспомню, что мне тогда пришло в голову, и непременно вам скажу. – Она легонько прикоснулась ладонью к его руке, и Леонид Леонидович почувствовал трепетание мотылька. – Ладно, не вижу смысла тут дольше задерживаться! Едем в Домодедово!

В этот момент в сумке Мары зазвонил мобильный телефон.

– Да, Ольга Васильевна, – сказала она в трубку, и глаза ее округлились от удивления. – Я поняла. Это очень интересно и совпадает с тем, о чем мы только что говорили с Леонидом Леонидовичем.

– Что там, – нетерпеливо спросил он, теребя ее за локоть, – есть новости?

– Иван Ефимович на секунду пришел в себя и сказал одно только слово: «Монах». Значит, вы были правы…, из обители ветер дует. Зачем он его в дом пустил?

– Он мог присутствовать при сделке, вот, что я думаю! Поставить условие, потребовать, чтобы передача происходила в его присутствии, хотел лично убедиться, что их не обманут, думаете, в этой среде нет аферистов? Они везде есть, и святая обитель не избавляет ее от присутствия непорядочных людей. Скорее всего, так оно все и было.

– Да, вопросов к ребе прибавляется, – сказала Мара, – тем скорее необходимо его найти. Он может пролить свет на многие обстоятельства…