"Моя свобода – не свобода, а только длинный поводок"

Появившись после бурно проведенных выходных в студии, Леонид Леонидович ощутил невероятное облегчение. Не смотря на кажущийся сумбур и полную неразбериху, царящую вокруг, все здесь было привычно, четко, отлажено работало, было понятно ему и – главное – не вызывало недовольства собой. Он сел за свой огромный любимый подковообразный стол и с наслаждением погрузился в скрипучие «телячьи» объятья «не вегиторианского» кресла, впервые не испытав сочувствия к невинно убиенному животному.

«Можно подумать, что от меня что-то зависит в этой жизни! – Стал он искать оправдания своему вчерашнему поведению. – Живешь, как по сценарию…, кто-то очень изощренный заставляет тебя разыгрывать сцену за сценой, эпизод за эпизодом, событие за событием, буквально, кадр за кадром, и как бы ты ни пыжился что-нибудь откорректировать, никто тебе не даст самовольничать в этом сценарии! Все прописано, бояре, утверждено высшим художественным советом. Извольте принять к исполнению! И от авторского текста ни-ни…, никакой самодеятельности!

Нет, правда, а есть ли вообще у человека, хоть какая-то свобода выбора? Зачали – не спросили, запихнули в детский сад, хотя ты, может быть, мечтал остаться дома с мамой…, потом выбрали тебе школу с математическим или языковым уклоном, без всякого учета твоих желаний и способностей. А то еще дополнительно в «музыкалку» записали, невзирая на то, что ты канючил авиамоделированием заниматься. Потом навязали ВУЗ, якобы ради поддержания семейных традиций или еще каких-то мифических ценностей, вроде того, что родине в настоящее время нужны физики.

А сейчас? Образ жизни мне диктует мода, образ мыслей – общество, или окружение, не самое, надо отметить, нравственное и благонамеренное. Где же тут, собственно, я? Словом, получается, что свободы выбора-то у нас и нет! И какой же с меня, в таком случае, спрос? Что? Совсем нет? Ужас, какой! Тогда получается, что даже сама эта мысль о несвободе снизошла ко мне согласно чьему-то сценарию? Пришло время, – я ее «словил», ни раньше, ни позже, в свой час. В ремарках к моей пьесе было записано: «Теперь герой рассуждает исвободе выбора». А любовь как же, мы же тут вроде по зову сердца выбираем, или она тоже согласно сценарию? А друзей заводим? Надо над этим подумать на досуге…. Так, ладно, хорош, философию разводить, пора на планерку! Сегодня скучать не придется…, номинантов на «Тэффи» предстоит определить..., вот, крику-то будет».

Планерка, как и ожидал Леонид Леонидович, протекала очень бурно. Если поначалу присутствующим еще удавалось сохранять флер толерантности, то мнут пятнадцать спустя, от нее не осталось и следа! Все кричали разом, стремясь переорать друг друга, из углов то и дело раздавалась ненормативная лексика, хотя сотрудники прекрасно знали, что их шеф категорически не приветствует такой способ выражения своих мыслей.

В какой-то момент Леонид Леонидович ощутил легкое покалывание в висках, потом звериная тоска сжала сердце цепкой мохнатой лапой, и сознание заволокла темная как ночь пелена. Затем, мгла перед глазами понемногу разредилась, и он почувствовал себя прочно изолированным от всего происходящего, замкнутым в прозрачной непроницаемой сфере. Перед ним были лица сотрудников, искаженные ненавистью и злобой, но теперь он наблюдал за ними как бы со стороны, изнутри своего «кокона», извне до него не доносилось ни единого звука. Время для Леонида Леонидовича, словно остановилось, точнее оно понеслось с невероятной скоростью, как бы совмещая начало события с его концом в одной точке, и он вдруг так же неожиданно вернулся к реальности от бесцеремонного толчка в бок в самом конце планерки.

– Шеф, а вы почему не голосуете? – Услышал он вопрос своего заместителя, – тогда, по крайней мере, выскажите свое мнение…, нельзя же так самоустраняться! Ведь вы все-таки председатель комиссии…

Леонид Леонидович слишком медленно, как ему показалось, поднялся со своего места, обвел присутствующих невидящим взглядом, потом тело его обмякло, словно перестав чувствовать опору скелета, и он как подкошенный рухнул на пол.

– Как вы нас напугали, Леонид Леонидович, – ворчал Николай, заботливо укутывая начальника мохеровым пледом. – Это все от переутомления. Сколько лет уже в отпуске не были? Сами, поди, забыли, когда отдыхали в последний раз. Хозяйку бы вам в дом, все один и один, еда была бы нормальная тогда, отдых, какой положено, как у людей, она бы следила за этим…, всех денег не заработаешь…

– Где я? – Спросил Леонид Леонидович, не в силах пошевелиться.

– Дома, дома, на своем диване, – Николай счастливо засмеялся, услышав его вопрос. – Вы же сами приказали вас сюда доставить, наши в больницу хотели…, а вы – ни в какую…, домой и весь разговор. Вот, я вас и привез…, может, позвонить кому, вас одного сейчас никак нельзя. Хозяйку бы вам в дом…

– Все в порядке, Николай, мне уже значительно лучше…, заварите мне чай с мятой, пожалуйста, я выпью и все пройдет. А что со мной было?

Николай с готовностью и удовольствием живописал все, произошедшее в студии события, смакуя детали, особенно ему удалась сцена, когда шеф потерял сознание.

– А Ленка как завизжит: «Шефу плохо! Скорую! Звоните в скорую!». А Заффар где-то нашатыря раздобыл, виски вам натер, и под нос всю бутылку сунул, вы и очухались сразу. А я вас под руки и в машину. Неужели не помните ничего?! – Закончил он восхищенно.

– Помню, Николай, все помню, – слукавил Леонид Леонидович, чтобы прервать его докучливую болтовню. – Вы поезжайте домой…, спасибо большое за заботу. Я сейчас друзьям позвоню, они все, что надо сделают. Мне уже значительно лучше…

– Ладно, сейчас чай заварю и отчалю. – Согласился докучливый опекун. – Вот, вам пульт от телика, вот, мобильник…, чтобы все было под рукой, если что…

– Смирнов, ты еще не в Питере? – Спросил Леонид Леонидович, услышав на другом конце голос приятеля.

– Никак ты решился составить мне компанию? – Обрадовался Володя, – я только что созвонился с твоим знакомцем, договорились на конец недели, сейчас собирался билеты заказывать.

– Да, тут такая история со мной приключилась…, я, честно говоря, напуган. Приступы мои участились, понимаешь, а сегодня даже сознание потерял после очередного…, напугал всех на работе.

– Давай с этого места поподробнее, как любят говорить в детективах. Опиши мне все детали, все, что запомнил, до последней мелочи. Как начался приступ, что чувствовал, как закончился. Постарайся ничего не упустить. Хотя не люблю я телефонный анамнез…, ты сейчас где? Может, я приеду? Ужасно мне твои симптомы интересны, хотелось бы записать на диктофон. Очень странная картина…, понимаешь, томограф не выявил никаких новообразований, решительно, никаких! Надо разбираться с психикой.

– Я дома, приезжай.

– Тебе бы с опытным гипнотизером поработать, – сказал Володя, внимательно выслушав «исповедь» Леонида Леонидовича. – Это очень… глубинные вещи…, вероятнее всего, кармического порядка. То, что происходит, может быть, тянется за тобой, как шлейф, из прошлых воплощений. Тем более что приступы участились, как ты говоришь…, надо «вытаскивать» давние события наружу, трансмутировать карму, а тут обычная методика не годится. Ни тестирование, ни обследования…, только гипноз.

– Не люблю я мистики, – поморщился Леонид Леонидович, – это вы с матушкой оккультизмом балуетесь, «реинкарнации», «карма», «канал». С детства наслышан об этой чепухе. Но, если ты считаешь, что мне помогут гипнотические сеансы, я готов последовать твоему совету. У тебя есть кто-нибудь конкретный на примете, или мне самому поискать?

– А чего далеко искать? У нас имеется, как ты говоришь, на примете небезызвестная тебе Кира. Лучшего гипнотизера я еще в своей практике не встречал.

– Кира? – Изумился он. – Не знал. Она даже словом не обмолвилась об этой своей способности…, что ж, давай, попробуем…, пока ты не уехал. Может, выясните, что со мной происходит…

– Ладно, ты сегодня отдохни, а завтра я договорюсь с Кирюхой и тебе позвоню.

Кира вошла в комнату, где должен был происходить сеанс гипноза, как врач входит к больному, ожидающему его помощи, не выказав ни малейшей фамильярности, словно они никогда прежде даже не встречались.

– Здравствуйте, Леонид Леонидович. Сядьте, пожалуйста, поудобнее, расслабьтесь и закройте глаза.

Она легко прикоснулась средними пальцами обеих рук к его вискам и начала тихо, но внятно считать:

– Раз, два, три…

На цифре «пять» дыхание Леонида Леонидовича сделалось мерным, как у человека, погрузившегося в глубокий, спокойный сон. Мышцы его лица обмякли, морщинки разгладились, он, словно помолодел лет на десять.

– Вы меня слышите? – Спросила Кира.

– Да, – ответил он, чуть помедлив, – слышу.

– Где вы сейчас находитесь, опишите то, что вас окружает.

– Я стою у основания высокого холма, он порос короткой зеленой травой, но мне надо обязательно на него подняться…, меня там ждут…, не знаю, как это сделать, тут нет ни одной ступеньки…

– Кто вас ждет? Вас туда пригласили?

– Я не знаю, но я должен…, меня там ждут. Трудно… подниматься…, скользко…, ноги ползут вниз…

– Почему вы замолчали? – Спросила Кира тревожно. – Что произошло? Ответьте, Леонид Леонидович, вы меня слышите?

– Слышу. Это не холм…, это…

Кира внимательно вглядывалась в его лицо, вдруг она заметила, что глаза под веками стали передвигаться снизу вверх рывками, так, словно он пытался охватить взглядом какое-то гигантское многоступенчатое сооружение.

– Что вы теперь видите? – Продолжала настойчиво допытываться она. – Отвечайте, пожалуйста, я должна знать.

– Огромный зеленый кристалл, – очень медленно произнес он, наконец, – нечто вроде икосаэдра или пентододекаэдра…, меня затягивает внутрь…, нечем дышать…

Леонид Леонидович замолчал, губы его посинели, дыхание участилось и сделалось прерывистым.

– На счет «три» вы проснетесь, – быстро сказала Кира и начала отсчет. – Володя, зайди скорее сюда, он не выходит из транса! – Громко крикнула она, открывая настежь дверь кабинета, и от этих слов Леонид Леонидович пришел в себя.

– Я сегодня останусь у тебя, – сказала Кира тоном, не допускающим возражений, доставив вместе с Николаем Леонида Леонидовича домой. – Надеюсь, у тебя найдется лишний комплект постельного белья? Тебе нельзя сегодня находиться без присмотра, постелю себе на диване, а ты не стесняйся меня будить, если почувствуешь себя плохо. Так надо. Я боюсь за твое здоровье. Понимаешь? Ты… расскажешь мне о своих виденьях? Я не из любопытства спрашиваю, поверь…, просто очень хочу помочь.

У Леонида Леонидовича не было сил даже на сопротивление, он чувствовал себя так, словно попал под асфальтовый каток, и виновато поглядев на Киру, сказал:

– Спасибо тебе, но мне совестно очень, что я пользуюсь твоим временем, может, сиделку нанять?

– Отличная мысль! – Воскликнула Кира, смеясь. – Вот, меня и найми. Моя такса пятьсот рублей в сутки. Если тебя мучают угрызения совести, то заплатишь мне после полного выздоровления. А если серьезно, то платить тебе должна я, твой случай уникален, ты – просто находка для психолога, может, я на твоих симптомах диссертацию защищать буду! Давай, ложись в постель без возражений и постарайся уснуть, надо восстанавливать силы.

– Знаешь…, ведь ты сегодня спасла мне жизнь…, еще немного, и я бы задохнулся…, после расскажу, а сейчас, действительно, надо поспать. Ты хозяйничай тут сама…