Святая святых
Поезд прибыл на Московский вокзал ранним утром. Володя чувствовал себя совершенно разбитым и предложил Маре, прежде чем отправится на встречу с «пара-астрономом», устроиться в гостинице и привести себя в надлежащий вид. Он терпеть не мог перемещаться по железной дороге, так как был не в состоянии уснуть даже при малейшем шуме, и теперь мечтал компенсировать недосып, хотя бы получасовой медитацией. Именно ради этого он всю дорогу от Москвы провел за чтением материалов знаменитого экстрасенса Эдгара Кейси об Атлантиде, чтобы обрести соответствующий «сонастрой». Володя был твердо убежден, что каждый из живущих на земле людей, хотя бы один раз воплощался в период существования этой древней цивилизации, а уж что касается его лично, – то он, несомненно, был не последним человеком в ее высшем иерархическом сословии. Однако сколько бы раз ни настраивался он в медитативных погружениях на какие бы то ни было глубинные воспоминания о своих прошлых жизнях, ни одного, хотя бы отдаленно напоминающего существование на Атлантиде, его не посетило.
Однажды он даже попросил Киру ввести его в гипнотический транс, и сам подготовил вопросы, которые она должна была ему задать. По «возвращении на землю» выяснилось, что ни на один из них он не дал четкого, вразумительного ответа, а только «блекотал» нечто мало напоминающее реальность. В основном, это были сведения, почерпнутые из всевозможных фантастических источников, чтением которых Володя был увлечен еще с ранней юности.
В медитациях он чаще всего ощущал себя китайцем, может быть, поэтому Володя с легкостью выучил язык иероглифов и получал неизъяснимое наслаждение от перевода китайской поэзии. Порой, ему даже казалось, что он переводит стихотворения им же самим и написанные в какие-то незапамятные времена.
«Как же так, – думал он иногда в сердцах, – почему я не могу «подцепиться» к этому эгрегору? Разве я не наследник великого Знания? Ведь не случайно же я выбрал генетику! Где только меня ни носило! Чем я только ни интересовался! Но самых серьезных результатов добился именно на этом поприще, и знания в этой области даются мне так легко, словно откровения свыше, я будто «вспоминаю» то, что однажды уже делал! Но где же? Где же, как не на Атлантиде? Ведь они чрезвычайно далеко продвинулись по этому пути и получили поразительные результаты…, если верить тому, за что их развоплотили…. Мне необходимо вспомнить, что я там делал! Не может быть, чтобы я не был их «наследником». Должен быть!».
На эту поездку Володя тоже возлагал большие надежды, связанные именно с экспериментами в «зеркальной комнате». Если время там, действительно, обладает способностью кристаллизоваться, то чем черт не шутит! Вдруг ему удастся проникнуть в этот кристалл достаточно глубоко и «вспомнить» что-нибудь из своего «атлантического воплощения»!
«Вполне возможно, что эта информация просто «заблокирована» в моем личном бессознательном, а, то и в коллективном…, стоит «табу» и все тут! А такой мощный блок в обычной медитации не прошибешь, надо потрясение какое-то испытать, эмоциональный шок…, чтобы как молнией обожгло! На уровне самых мощных базовых инстинктов надо копать…, сохранения жизни…, что ж, будем стараться». – Сказал он сам себе, устраиваясь в излюбленной медитативной асане.
Однако не успел Володя закончить повторение мантр, как мгновенно уснул. Если бы «ответственная девочка Мара» не позвонила ему на мобильник, он проспал бы до глубокого вечера.
«Это поразительно! – Размышлял Володя по дороге в Пулково, где располагалась и лаборатория Раиса Нургалеевича Ахмедова. – Такого со мной еще не бывало за все тридцать лет моих занятий эзотерикой…, чтобы просто взять и тупо заснуть! Нет, не в усталости тут дело! Обычно мне хватает пятнадцати минут, проведенных в медитации, чтобы полностью восстановить запас сил! Это подсознание «шутит», ставит блок «страж порога» и все тут! Из-за Атлантиды?».
Если бы господин Ахмедов не послал лаборанта встретить гостей в заранее условленном месте, они никогда бы не нашли самостоятельно крошечную пристройку, с виду напоминающую сарай для хранения сельхозинвентаря. Бледный, «спитой» чай с пресными галетами добавил Володе сомнений. Он уже жалел, что потащился в такую даль за проверкой весьма сомнительной информации.
«Любит Ленька на своем телеканале всякую туфту показывать, выдавая ее за серьезные научные изыскания! – Все больше заводился он, – какая тут вообще может быть «зеркальная комната»? Где? Тут же не повернешься…, в лучшем случае, термос какой-нибудь треснутый…».
Хозяин же заливался соловьем, и, не умолкая, сыпал рассказами о всевозможных, чудесных результатах, которых сумел добиться в своей, как он выразился, «святая святых».
– Хотелось бы посмотреть…, – осторожно намекнула Мара, видя состояние шефа, и опасаясь, что он сейчас вскочит с места и кинется прочь.
– Конечно, о, всенепременно! – С готовностью откликнулся Раис Нургалеевич, – ведь не чаю же вы приехали попить за шестьсот верст! Прошу за мной!
Он подошел к стене и жестом фокусника откинул домотканый половичек, добытый, очевидно, кем-то из сотрудников в недрах бабушкиного сундучка с приданым, и принесенный на работу именно ради этой цели. В полу, под куском ветхой, реликтовой мануфактуры обнаружилась дверь с массивным медным кольцом. Начальник величественным кивком призвал лаборанта, и тот, приложив недюжинные усилия, «отверз врата в неведомое». Из подземелья пахнуло сыростью и плесенью, Володя набрал в легкие побольше свежего воздуха и шагнул вслед за хозяином, который нацепил на голову небольшой, но мощный фонарик.
– Мы на строгом лимите, – верещал их Вергилий, – электричество нынче очень дорого, спасибо Чубайсу, так что, простите великодушно, более трех-пяти минут не могу предоставить в ваше распоряжение…
– Мне нужен час, – твердо сказал Володя. – Я оплачу, можете не беспокоиться. Хотите, составим договор-аренду, мы перечислим деньги на ваш счет.
– Нет, нет, что вы! Можно и налом…
– Вот, и прекрасно. Моя ассистентка пока посмотрит ваши архивы, если не возражаете. Вы же, надеюсь, фиксируете рассказы людей, которые участвовали, так сказать, в ваших экспериментах? Это не секретная информация, полагаю, но и такая услуга будет, разумеется, вознаграждена.
Вальяжный вид и витиеватый язык мецената произвели на хозяина всех этих тайных чудес должное впечатление, он сделался услужливым вдвойне и повел Володю по довольно длинному затхлому коридору, отчаянно пахнущему мышиным присутствием.
– Я, пожалуй, вернусь, – с опаской принюхиваясь, сказала Мара. – Посмотрю пока архивные записи, или мне с вами пойти?
– Ступай, конечно, у нас не так много времени, от силы, час, – милостиво разрешил ей босс. – Нет, постой…, позвони мне на мобильный ровно через шестьдесят минут, а то не известно, в какие глубины меня занесет. Вот, номер, я специально сменил сим-карту, он больше никому не известен, только… держи дольше, пожалуйста, не отключайся, если сразу не отвечу, – и Володя протянул Тамаре клочок бумаги.
Наконец, коридор закончился массивной дверью, крест на крест обитой металлическими полосами. Раис Нургалеевич достал ключ и отпер большой амбарный замок. Дверь противно заскрежетала и нехотя поползла внутрь.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Володя сел на зеркальный пол комнаты, в центре который был положен небольшой квадратный мат. Устроившись, как можно удобнее в позе лотоса, он закрыл глаза и стал читать на санскрите мантры.
…Щупловатый рыжеволосый человечек, сильно смахивавший на пугливого таракана, бочком прошмыгнул в дверь лаборатории между двумя дюжими вооруженными автоматами охранниками. Он стянул пиджак с залоснившимися на локтях рукавами, аккуратно пристроил его на вешалку в стенном шкафу, с которой предварительно снял белый халат, сильно забрызганный кровью.
«Даже свежий халат не оставили! – Брезгливо поморщился он. – Надо будет сказать группенфюреру, чтобы взыскал с них по полной программе! Пусть добавит ко мне в подопечные».
Герр Кноссе, так звали человечка, был одним из ведущих сотрудников лаборатории Ананербе по проблемам выведения идеальной расы. Над его письменным столом висел плакат со словами Генриха Гимлера:
«Любое расовое смешение уродует
гармоничную картину расы. Нордическая
голова, посаженная на восточное
туловище, выглядит не эстетично. В
дополнение к этому – все те виды
ущерба физическому, и, особенно,
душевному здоровью, которое таит в
себе смешение рас».
Человечек взял со стола толстую амбарную книгу, аккуратно расчерченную на вертикальные столбцы, вооружился карандашом и оправился в лабораторию проверить состояние «подопытного материала». Не спеша, переходя от бокса к боксу, он скрупулезно и равнодушно заносил данные в свой гроссбух, отмечая в особых столбцах факт смерти.
«И чего мрут? Кормят их не в пример другим, чуть ли не из офицерской столовой…, – подумал герр Кноссе озлобленно, – медицинское обслуживание на должном уровне…, витамины…, музыку даже включают, «Кольцо Нибелунгов» Вагнера. А они мрут и мрут, сволочи. Какая тут, к черту, наука с таким негодным материалом! Одно название – евгеника. Самый обычный виварий, только для человеческих особей».
Человечек подошел к одному из подопытных, у которого, как ему показалось, мелькнул в глазах проблеск разумной мысли, но тот только промычал в ответ и преданно лизнул руку.
– Фу, мерзость какая, – проворчал герр Кноссе и отер влажное место о халат. – И это предполагаемый цвет еврейской нации!? Слишком много брака, практически, весь материал идет в топку. Оно и правильно, разве может из семян редьки вырасти ананас? Что к нему ни пересаживай, что ему ни прививай, он даже крохотной вишенкой не станет, так и будет редькой, да, еще в придачу бракованной. Благо, евреев у нас quantumsatis, экспериментируй в свое удовольствие, жаль только, результатов как не было, так и нет. Может, в евреях все дело? Может, это просто из них идеальной расы не получается? Надо бы сменить их на славян, то же самое рабское племя! Ладно, сейчас я вам покажу, что такое арийский ordnung…
Спустя час, Мара набрала номер телефона шефа и ждала до тех пор, пока автомат не отключился. Она испуганно взглянула на Раиса Нургалеевича и сказала:
– Идем туда, быстро!
Ворвавшись в зеркальную комнату, они увидели Володю, лежащего на полу без признаков жизни. Мара начала немедленно приводить его в чувство. Он пробормотал что-то невнятное по-немецки и поднял на нее невидящий безумный взгляд. Виски его были совершенно седыми.