Вторая молодость

Время окончания командировки неотвратимо приближалось, и это обстоятельство доводило Леонида Леонидовича до отчаяния. Что-то случилось с ним в Египте, какая-то волшебная метаморфоза, он словно открывал для себя новый мир. Так бывает, когда в детстве трешь пальцем с обратной стороны переводную картинку, и из-под слоя плотной белой бумаги вдруг постепенно начинает проступать иная – яркая – реальность. Москва, работа, родители, родственники, Мара, Кира, – все это стало казаться ему несуществующим, несущественным, бесплотным и совершенно не имеющим значения. Он не хотел даже вспоминать эти призраки из прошлого, эти тени, эти фантомы. Он боялся теребить память, ощущая нечто, сродни мнемофобии.

«Стоит ли вообще «загружать на диск» сонмище людей и событий, не имеющих никакой связи с настоящим, может быть, лучше все стереть, удалить? Почему наш мозг не компьютер! Как было бы удобно: нажал на кнопку «Delete» – и готово! Грузи новую информацию!», – думал он каждое утро, едва успев открыть глаза.

Леонида Леонидовича неотступно преследовало одно-единственное желание – навсегда остаться в Египте с Наташей – и только! Он еще не посвящал ее в свои планы, возможно, его намерения совершенно не совпадали с Наташиными, но даже не это было для него сейчас самым важным.

«Поможет мне устроиться в какую-нибудь археологическую партию, а там – видно будет. – Говорил он сам себе. – Вода камень точит…, лишь бы рядом с ней…».

Вообще внешне их отношения оставались неизменными: они по-прежнему обращались друг к другу на «вы», между ними не было сказано ни единого слова о сердечных чувствах, они не обменялись ни единым поцелуем, даже руки их ни разу не соприкоснулись, но сам воздух, разделяющий их, казался Леониду Леонидовичу волшебным и напоенным любовью.

«Что бы мне такое придумать, чтобы задержаться в Египте? Еще ни разу в жизни я не был так робок и нерешителен в объяснениях с женщинами! Разве что, в глубокой юности…».

Когда до отъезда осталось всего два дня, оператору Олегу пришла в голову конструктивная идея, облететь окрестности Луксора на воздушном шаре, чтобы завершить фильм панорамными видами храмового комплекса с высоты, как он выразился «птичьего помета».

– Представляете, Леонид Леонидович, как это мощно прозвучит! Наезд камерой сверху вниз и все такое…, давайте, а? Соглашайтесь, я вас всех там запечатлею…, классно будет! Ветер, синее небо, красивый яркий шар над головами, развевающиеся волосы женщин, памятники древней культуры!

– Ладно, пусть Лена договорится, – вздохнул он обреченно.

… Неожиданно на долю секунды перед его мысленным взором мелькнула картина разбитой в щепки гондолы воздушного шара, валяющаяся на земле, крики раненых, вой сирены скорой помощи…

Леонид Леонидович помотал головой, словно стремясь вытрясти из нее это непрошеное видение.

– Только два места, босс, гондола берет всего шестнадцать человек, и ни грамма больше! – С затаенной злорадной радостью в голосе сообщила Лена. – Олег, само собой, должен лететь. Во-первых, инициатива наказуема, а во-вторых, не вы же будете делать съемки вместо него? Я уж точно не полечу, даже по приговору народного суда! Высоты с детства боюсь, меня даже вырвать может…. Наталье Васильевне это на дух не надо, я думаю. Значит, остаетесь вы и Олег.

– Хорошо, – равнодушно согласился Леонид Леонидович. – Полетим мы с Олегом. У него дети есть? – Спросил он неожиданно для себя.

– А при чем тут его дети? – Изумленно воззрилась на него Лена, – даже если есть, они же в Москве и не смогут воспользоваться вашей неслыханной щедростью…, вы все равно не сможете уступить им свое место…

Прогулочный аэростат плавно взмыл в небо и неторопливо поплыл вдоль долины Нила, облетая древний храм Луксора. Вокруг раздавались разноязычные восхищенные возгласы пассажиров, у кого-то с головы ветром сдуло бейсболку, пожилая дама оплакивала утрату очков, упавших вниз с ее обгоревшего, облупившегося носа. Олег непрерывно снимал открывающуюся панораму, и время от времени показывал шефу оттопыренный вверх большой палец. Леонид Леонидович улыбался и кивал в ответ.

Неожиданно, пролетая над небольшим селением Гоурна, расположенным на западном берегу Нила, огромный шар налетел на электрические провода, раздался треск, гондола резко накренилась, и аэростат начал стремительно падать на землю.

– Вот, видите, Наташа, сколько у вас хлопот с нами, – счастливо улыбаясь разбитыми губами, с трудом проговорил Леонид Леонидович.

– Вы не представляете, как я испугалась! У меня даже сердце, по-моему, остановилось на несколько секунд. А вам смешно…, теперь неизвестно, как долго придется проваляться тут на больничной койке, пока рука срастется. В таком жарком климате открытый перелом – дело не шуточное! Тем более что вы родились совершенно в другом поясе. Может, вас в Москву переправить?

– Ни в ком случае! – Воскликнул пострадавший, приподнимаясь, и тотчас скривился от боли, пронзившей все его тело от этого резкого движения. – Как говорит наш знаменитый сатирик: «Так долго думал о куске колбасы, что вокруг него стали собираться собаки».

– Что вы имеете в виду?

– Я все придумывал способ, как бы мне не возвращаться…, вот, Господь Бог и решил этот вопрос. По-своему, конечно, мог бы и гуманнее со мной обойтись, но, наверное, у Него не было другой возможности под рукой…

– Понимаю, – засмеялась Наташа, – вам не хочется уезжать из Египта! Да, он имеет такую особенность…, с ним тяжело расставаться…

– Египет тут не при чем…, я не могу расстаться с вами. Наташа, выходите за меня замуж! Готов все бросить к вашим ногам! Господи, какую чушь я несу…, самому слушать тошно. Но я, действительно, хотел бы… остаться тут с вами навсегда, если вы не пожелаете поехать со мной в Россию. Мне очень хочется иметь нормальную семью, детей…, можете сразу не отвечать, я буду ждать, сколько потребуется…

На какое-то время в больничной палате воцарилась тишина. Потом Наташа посмотрела на него каким-то испуганным виноватым взглядом своих огромных светло-карих глаз и сказала:

– Вы, действительно, готовы все начать с самого начала? Вчера, когда я узнала о случившемся…, то испытала те же самые чувства, что и тогда…, десять лет назад. Я, словно вернулась в прошлое и поняла…, вы мне стали очень дороги, Леонид. Но я не хочу больше терять. Я так устала от потерь! У меня была еще одна попытка…, года два назад, которая ничего не дала, кроме горечи и разочарования. Поэтому…, если все, что вы мне сейчас сказали, только прихоть, я не обижусь. Давайте дадим друг другу какое-то время, раз уж судьба так распорядилась, и вы вынуждены задержаться тут, а потом вернемся к этому разговору.

Я вам книги принесла, чтобы не скучать. Они, правда, на английском, но написаны языком очень простым, ясным и доступным, так что знакомство с содержанием не вызовет у вас затруднений. Это о древнем Египте, узнайте его поближе, и если он вас не разочарует, – добро пожаловать!

– Спасибо большое! – Обрадовался Леонид Леонидович. – Я непременно прочту. Должен же я соответствовать своей будущей спутнице жизни! А то вам придется краснеть за мое невежество. Знаете, а ведь мой КА предупредил меня накануне об этой катастрофе…, только я не отнесся к этому видению серьезно. Теперь всегда буду его слушать, неужели и тогда, там, в зеркальной комнате фараона мой двойник говорил правду? В таком случае, у меня еще осталось кое-какое дельце в Москве…

– Вы мне так и не рассказали, что увидели?

– Это длинная история…, у вас еще будет время ее выслушать…, – тихо сказал Леонид Леонидович и поцеловал Наташе руку.

Оставшись один, раненый блаженно откинулся на подушки и закрыл глаза.

«Вот, все и решено. Рука срастется, полетим вместе в Москву, оформим наши отношения, сдам дела компаньонам, их это только порадует…, и сразу же назад, в Египет! Что там за литературу она мне принесла? Ага, Луксор, это интересно…».

Он открыл книгу и из нее на грудь выпал сложенный вчетверо, немного пожелтевший от времени листок бумаги. Нетерпеливо развернув его здоровой рукой, Леонид Леонидович с удивлением обнаружил стихотворение, отпечатанное на машинке.

«Мой верный неусыпный страж,

В ночи моей ночник,

Не боль, а болевой мираж –

Я вечный твой должник.

Клянусь, тут нечему болеть!

Зачем сиделка мне?

Тут все истрачено – не треть,

Заплачено втройне.

Ценою всех моих пропаж

Забыться дай во сне.

Твой отвратителен кураж,

Мы не сошлись в цене?

Так ноет бывшая рука,

Отрезанный плавник,

Страдают болью двойника,

Но где он, мой двойник?

Опять в паноптикум вояж,

Который год подряд,

Где боли восковой муляж –

Любимый экспонат?

Весь морфий, опиум, наркоз,

Забвения трава

Не избавляют нас от слез,

И боль – всегда права.

При королеве юный паж –

Темна в очах вода,

В них бьется болевой мираж,

В них плещется беда.

При короле вернейший раб,

При нем, кинжал и яд.

И все ж, над королевой слаб

Он совершить обряд…

И мне казалось: эту блажь

Я вырвала тогда,

Сожгла, но болевой мираж

Остался навсегда…».