Человек предполагает, а Господь…

– …нет, Тата, со мной все в порядке…, не волнуйся, пожалуйста, ем, сплю нормально, а голос упавший, потому что вчера был у наших и узнал новость, которая меня ошеломила. Я тебе все подробно напишу сегодня вечером. Это очень странная и запутанная история, местами некрасивая…, даже подлая. Скоропостижно скончался один человек, довольно близкий нашей семье, при крайне загадочных обстоятельствах. Потому и про нас с тобой ничего не сказал…, как-то не к месту было. Не хотелось комкать…, совмещать два таких противоположных известия…, портить себе удовольствие, приедешь, мы к ним вместе придем и все объявим. Они сейчас все равно не в состоянии реагировать адекватно.

– …на работе еще не появлялся, но компаньонов уже уведомил, что хочу сложить с себя руководство каналом, а только оставить себе немного акций. По-моему они обрадовались…, их давно моя тематика не устраивала, казалась не рейтинговой…

– …к врачу пойду сегодня, сделаю рентген, да, обещаю.

– …и я очень скучаю.

– …и я тебя люблю, родная.

– …вечером позвоню и напишу тебе подробное письмо. Целую, милая, очень жду.

«Да, правду говорят: куколка без бабочки – непарный шелкопряд! – С нежностью улыбнулся Леонид Леонидович, схлопывая мобильник, – никогда бы не поверил, что посторонний человек за месяц может сделаться таким родным и близким, наверное, мы, действительно, две половинки одной души. Скорее бы она приехала…, может, не стоило ее оставлять, надо было подождать еще немного. Приспичило же мне умчаться в Москву! Прямо, хоть садись в самолет и возвращайся! А что? Конструктивная идея! Сейчас схожу к хирургу, как жене обещал, потом встречусь с компаньонами и назад, в Египет!».

Приняв такое решение, Леонид Леонидович повеселел и отправился в ведомственную поликлинику, расположенную на Кутузовском проспекте.

«Знаю, кто может многое прояснить! – Неожиданно подумал он, освободившись после медицинских процедур. – Цыпелма Тимофеевна! Наверняка, дочь с ней поделилась подробностями, во всяком случае, теми, которые сама знала. Я сейчас могу к ней зайти совершенно беспрепятственно и обо всем расспросить. Обе мои дамочки в Китае, мне ничто не угрожает…, тьфу, как противно, веду себя омерзительно по отношению к Наташе, все равно разговора с Кирой не избежать. Надо быть честным до конца. Ее, конечно, мало волнует, что и с кем у меня было до нашей встречи, но я не имею права все пускать на самотек и зарывать голову в песок, нельзя терять самоуважение…, пришло время платить по счетам, а то – попользовался женщиной – и в кусты».

Воспоминания о своем последнем – «проходном» – как он его мысленно называл, романе придали его мыслям пессимистическое направление. На душе саднило, и он всю дорогу до места теперешнего обитания своих бывших квартиранток, испытывал ощущение стыда и запоздалого раскаяния, оттого что вел себя, как последний трус и оттягивал объяснение с Кирой, идя на поводу у своих животных инстинктов.

– Леонид Леонидович! Вот, уж, кого не ждала! – Цыпелма Тимофеевна встретила его как родного, и, по-матерински приобняв на пороге, широким жестом пригласила в квартиру. – Проходите, пожалуйста, милости прошу. Что-то вы и не загорели совсем в своем Египте, все черные возвращаются, как головешки, а вы бледненький, худенький, заморенный совсем.

– А, крыло сломал не ко времени, даже не пришлось воспользоваться всеми прелестями курорта. Как вы тут? Нормально устроились? Я, вот, только вчера прилетел, болячку с собой привез заграничную. – Он продемонстрировал ей сломанную руку. – Кто – что везет из-за границы, а у меня сувенир уникальный: гвоздь и шина египетского производства!

– Да, я уж в курсе, как это вас угораздило? Еще легко отделались…, могло и хуже получиться, однако. Чай будете?

– Выпью, пожалуй, я только что из поликлиники вырвался, где у вас можно руки помыть?

– Как же я рада вашему возвращению! – Еще раз повторила Цыпелма Тимофеевна, направляясь на кухню, и подумала про себя. – «Теперь все встанет на свои места…, дочка успокоится…».

– Что же все-таки случилось с Володей? – Спросил Леонид Леонидович, когда они с хозяйкой по-свойски расположились за круглым кухонным столом. – Кира вам рассказала?

– Да, она сама ничего толком не знает. Позвонили из Китая Тамариному отцу, сообщили, что Смирнов Владимир скончался. Попросили приехать кого-нибудь, оформить документы и помочь жене забрать тело для транспортировки домой, в Новосибирск, то есть. Операцию ему там какую-то делали, сначала все хорошо шло, уже на поправку пошел. А однажды утром медсестра пришла укол делать, глядит, уже трупное окоченение наступило. Вот, и все, что нам известно, однако. Жалко, молодой совсем, дети малые остались сиротами…. Давайте, что ли помянем его…, – Цыпелма Тимофеевна достала из морозилки сильно запотевшую бутылку водки и принесла из комнаты две небольшие рюмки из разного набора. – Все перебили, только эти две и остались у хозяина, купить бы…

Они выпили молча, не чокаясь, и Леонид Леонидович сразу налил по второй.

– Надо немного расслабиться, – сказал он почему-то виноватым голосом, – а то я со вчерашнего дня, как натянутая струна от этого известия. Родители в шоке, мама рвется лететь в Новосибирск на похороны, она очень была привязана к Володе. Мы, разумеется, против. Возможно, Мишу с ней отправим, если все же надумает, никак нельзя ее одну отпускать.

После третьей рюмки он, наконец, почувствовал, что по телу разливается приятное тепло, принося нервам долгожданное раскрепощение, и, улыбнувшись какой-то глупой, жалкой улыбкой, произнес, слегка запинаясь:

– Можете меня поздравить, я… ж-женился…

– Ох, – только и смогла вымолвить Цыпелма Тимофеевна и всплеснула руками.

– Т-такие, вот, дела. Встретил в Египте свою вторую п-половинку. Замечательная женщина, я, наверное, всю жизнь ее искал. Она пока в Каире осталась, дела задержали, но, как только освободится, сразу ко мне…

– Совет вам, да любовь, – дрожащим голосом произнесла несостоявшаяся теща, не решаясь взглянуть гостю в глаза. – Что же теперь будет!

– Я думаю, Кира меня поймет…, мы ведь ничего серьезного не планировали…, никаких взаимных обязательств на себя не брали, так бывает в жизни…, что люди не созданы друг для друга, и хорошо, если во время понимают это. Встречаются, потом разбегаются, ничего трагического тут нет.

– Кто как…, она ведь собиралась за тобой в Египет ехать. Путевку оформляла, а тут – это известие из Шанхая, пришлось на ходу все менять. Томин отец взял на себя все расходы…, Кира сама не своя была, прямо рвала и метала…

– Неужели она меня так любит? – Немного испуганно спросил Леонид Леонидович. – Я и не думал…

– Нешто это любовь! – Со стоном воскликнула пожилая женщина, – нешто так любят! Это прямо болезнь какая-то, помрачение ума, навязчивая идея. Страшно мне за нее Леня! Чернота у нее в душе, ничего святого. Узнала про Володю и говорит: «Все-таки он мне карты спутал! Не мог попозже помереть, хоть дня на два, когда бы я уже уехала в Египет. Теперь вообще вся моя жизнь пойдет насмарку, ни работы в Москве не будет, ни диссертацию не смогу защитить. Подло он со мной поступил. Остается вся надежда только на Леона, обязательно я должна за него замуж выйти, иначе придется нам с тобой в Читу возвращаться. Томке-то что, у нее папаша – мировое светило в науке, живо прикажет ей другого научного руководителя найти, а я никому теперь не нужна здесь буду, тематику нашу, наверняка, прикроют...». – Откровения полились из уст Цыпелмы Тимофеевны неудержимым потоком, она выпила еще рюмку, не дожидаясь, когда Леонид Леонидович наполнит свою, и продолжила со слезами на глазах. – Зачем ты приехал, Леня, да, еще один, без женской защиты! Ох, чует мое сердце – быть беде!

– Господи, да, что может случиться!? – Воскликнул Леонид Леонидович и нервно рассмеялся, невольно заражаясь беспокойством собеседницы. – Не зарежет же она меня, и не отравит…, мы серьезные, взрослые люди, объяснимся, расставим все точки над I. Кира молодая, красивая, умная, талантливая, у нее таких, как я, еще не один десяток будет. Стоит только свистнуть…, набегут и богаче, и моложе…

– Зарезать – не зарежет, конечно, – обреченно вздохнула Цыпелма Тимофеевна, – но скандал большой будет. Готовься, Леня. А лучше всего – уезжай к жене, пока она не вернулась. Я ей скажу про твои новости, тогда она уж точно не поедет за тобой, надеюсь…

– Не могу я сейчас. Ну, никак не могу! Увольняюсь я. Дела надо сдать компаньонам, там серьезные бумаги, больших денег касаются, передел акций, везде требуется моя подпись…

– А ты доверенность оставь! Хочешь, на меня оформи, я же адвокат, член всероссийской коллегии, репутация у меня прекрасная, кого хочешь, спроси. Все сделаю в лучшем виде. Леня, как же мне неспокойно…

– Спасибо, Цыпелма Тимофеевна, – сказал Леонид Леонидович со всей сердечностью, на какую был способен. – Я подумаю над вашим предложением. Возможно, это выход. Дело даже не в том, что я боюсь объяснений с Кирой, это было бы не по-мужски, в первую очередь, просто пожалел уже сто раз, что жену одну оставил, надо было дождаться и, действительно, прилететь вместе. Затосковал я сильно в этом Египте, дел никаких нет, сижу дома целый день, как сыч. Была бы работа, может, не полез бы на стенку от скуки. Завтра я созвонюсь со своими компаньонами и предложу им такой вариант. Если они согласятся, то мы с вами оформим доверенность. Думаю, за три-четыре дня управимся. Представляю, как Тата обрадуется!

– Вот, и славно, вот, и молодец, давай, за это и выпьем! – Она с облегчением вздохнула и разлила по рюмкам остатки водки.

Спустя два дня, после этой встречи двух заговорщиков домой неожиданно вернулась Кира.

– Дочка, ты, что так скоро! – Всплеснула руками Цыпелма Тимофеевна. – Я тебя только через неделю ждала. Неужели Володю уже похоронили?

– Понятия не имею, – пожала плечами Кира. – Я в Новосибирск не поехала. Там и без меня полно желающих поесть на поминках даром. Буду я летать за гробом по всему свету, когда у меня своих забот по горло. Помогла и так достаточно, пусть спасибо скажут. Взяла на себя всю беготню по инстанциям, а эти китайские чиновники, доложу я тебе, еще почище наших зануды. Отправили тело, Вера с Томкой и Вадиком с ним полетели, а я – домой. Мне в Египет надо срочно мчаться, сейчас душ приму и поеду за билетом, и так столько времени упустила.

– Не надо никуда ехать, – вздохнув, сказала Цыпелма Тимофеевна. – Леня вернулся. Только новости у него большие…, женился он там…

– Не смеши меня, мама, – Кира как-то исступленно и деланно расхохоталась. – На ком он мог за месяц жениться? Подумай сама, разве что Нефертити воскресла и обольстила нашего мальчика! Ты печать в паспорте видела?

Цыпелма Тимофеевна отрицательно покачала головой и с испугом взглянула дочери прямо в глаза. То, что она в них увидела, напугало ее сильнее всяких слов. Они горели злобой и ненавистью.

– Это он тебе специально наплел, чтобы ты довела до моего сведения, и я от него отстала. Хорош, нечего сказать, загребать жар чужими руками! Ладно, я сама с ним разберусь. Тем лучше, что он в Москве, дешевле обойдется свидание…, он, что, приходил сюда что ли? А ты, говоришь, женился, разве бы он ко мне пришел в таком случае? – С уверенностью сказала Кира.

– Про Володю хотел узнать, вот, и зашел. Знал он, что тебя дома нет…, ему мать сказала, что вы с Томой в Китай полетели.

– Я надеюсь, у тебя хватило ума про Томку не проболтаться? Или ты ему сказала, что она ждет от него ребенка? Отвечай немедленно! – Кира грозно и мстительно сверкнула на мать глазами.

– Зачем мне в это дело вмешиваться? – Пожала та плечами. – Не знаю я, чей это ребенок, свечку не держала, информация не достоверная, тем более что она, вроде, Вадику согласие дала за него замуж выйти, пусть сама решает, как ей быть…

– Вот, и хорошо, – Кира чмокнула Цыпелму Тимофеевну в морщинистую щеку, мгновенно меняя выражение лица, – вот, и умница, хвалю за осторожность и благоразумие.

– Ты мне скажи, что с Володей-то произошло? Что вскрытие показало?

– Аутоиммунный ответ! Доэкспериментировался мой шеф! Кровоизлияние. Как я и предполагала. Ему операцию делали по его настоянию, ген чужеродный имплантировали, черт-те чей. Началось, видимо, отторжение, я особенно не вникала, даже не стала ждать, когда заключение о смерти переведут с китайского. Томка вернется, все расскажет, если тебе так интересно.

– А тебе, разве нет? Все же он столько лет с тобой возился, со студенческой скамьи, однако, хоть бы благодарность имела к учителю.

– Прости, вот, такая я у тебя черствая уродилась! Меня, между прочим, никто не жалел! Я всю жизнь сама барахталась, боролась, карабкалась. Никто меня никуда не толкал и не подсаживал, как Томку. Шиш бы меня Володя в свою группу взял, если бы ему не нужны были мои уникальные способности. Я человек справедливый, воздаю всем по их заслугам, а большего пусть не ждут. Разве я что-то дурное о нем сказала? Оболгала, опорочила его светлую память? Я правду сказала и ничего, кроме правды, граждане судьи, непорядочный он был человек, жадный, завистливый, меркантильный, а вам почему-то не по душе эта правда. В чем дело-то? Не понимаю. Почему все сразу трусливо встают на уши, когда называешь вещи своими именами?

– А как же жалость, сочувствие, снисхождение к чужим слабостям? Какая же это справедливость? Без них справедливость делается бесчеловечностью. Доброты в тебе ни на грош…

– Ну, да: не судите, да не судимы будете! Как это я забыла про твою любимую библейскую заповедь, дорогой мой адвокат!

– Неужели ты никого не любишь? Мне за тебя страшно, доченька…

– Почему – никого? – Возразила Кира, наливая себе чай. – Люблю, как умею. Тебя люблю, Леона. Разве этого мало? Он меня, конечно, бесит своим поведением, но ничего, пообтешем, рога пообломаем, когда женится.

– Кира, ты меня не слышала, что ли? Я тебе серьезно, со всей ответственностью повторяю: Леонид женился в Каире.

– А я сама хочу это от него услышать! – С вызовом крикнула ей дочь. – Пусть он это скажет, прямо глядя мне в глаза!

– Да, он тебя и на порог не пустит! Не ходи, не унижайся, гордость-то у тебя есть?

– Это мы еще посмотрим, мама! – Усмехнулась она, а про себя подумала: «У меня, между прочим, ключи от квартиры остались…».