Технологический универсум: ловушки для эгоизма
В ХХ в. техника, опирающаяся на достижения науки, стала мощной силой и начала оказывать влияние не только на экономику, но и всю жизнь человека и общества. Иными словами, жизнь человека и общества технологизировались, включились в новый «космос» – технологический универсум. Американский социолог Д. Белл писал по этому поводу: «Жизнь в доиндустриальных обществах… – это, прежде всего, игра с природой.…Индустриальные общества как производители товаров следуют правилам игры с искусственной природой. Мир технизировался и рационализировался» [135]. Плоды этого процесса оказались двойственными.
Радикальные изменения происходили в невероятно короткие сроки. Благодаря новым техническим возможностям одна за другой возникали новые отрасли производства и профессии, требующие особой квалификации, новые рынки товаров, которые производились не поштучно, а в массовом порядке, появлялись новые потребности и представления о качестве жизни. Техника ворвалась в быт, впервые в истории человечества стала неотъемлемым элементом повседневности. Автомобили, радио, телефоны, холодильники, телевизоры, а впоследствии компьютеры – все это стало массовым и доступным на протяжении жизни одного-двух поколений. Новые скоростные средства передвижения изменили представления о пространстве и времени.
Но та же техника принесла ужасы Первой и Второй мировых войн, в которых – тоже впервые в истории – использовалось оружие массового поражения, унесшее жизни многих миллионов людей. И наука, и техника предстали здесь в самом страшном своем обличье. Первое применение ядерного оружия показало, что теперь в распоряжении человека имеются средства тотального уничтожения цивилизации, населения всей планеты и даже самой планеты, – и, что самое печальное, эти средства он применял именно с такой целью.
Но, даже используемая в мирных целях техника расставляла коварные ловушки, в которые легко попадался достигший зрелости человеческий эгоизм. Вспомним знаменитый конвейер Г. Форда – этот наиболее выразительный символ индустриального общества. Выдающийся изобретатель поставил цель – создать производство, которое служило бы потребителям: защитить потребителя от предпринимателей, стремящихся к прибыли, увеличить число покупателей за счет низких цен и повышения зарплаты – и, тем самым, укрепить солидарность в обществе. Эта идея была блестяще воплощена на практике, когда появился «Форд», и автомобиль – предмет роскоши – стал доступен простым рабочим.
Фактически Г. Форд разработал главные организационные и технологические принципы новой экономики, основанной на массовом производстве и массовом потреблении, заложил фундамент «общества потребления». В таком обществе все рассчитано на удовлетворение самых разнообразных материальных потребностей, все подчинено установке на непрерывный рост материального благополучия.
Как известно, рыночная экономика не может развиваться без роста потребления. В ответ на новые потребности происходит ускорение научно-технического прогресса, который в свою очередь создает все новые и новые потребности, а точнее – сверхпотребности, избыточные потребности, причем их удовлетворение требует все более высокого уровня технической базы. Так, по словам немецкого философа В. Хесле, образуется порочный круг: «как только удовлетворяется одна потребность, так тут же создается новая и т.д. до бесконечности, ибо всегда можно представить себе нечто большее» [136]. Потребительский «взрыв» происходит не сам по себе. Он стимулируется технологиями и рекламой, придает предметам потребления особую значимость: мир предлагаемых вещей и услуг изображается крайне привлекательным, наделяется «магическими» свойствами, превращается в материализованную мечту обывателя и ориентирует его, прежде всего, на реализацию базовых, «животных» потребностей (одежда, жилище, секс, физическое здоровье) [137].
Г. Маркузе, один из крупнейших социологов 60-х гг., назвал такие потребности «ложными»: общество внушает, навязывает их человеку, вытесняя потребности истинные, духовные, которые в действительности необходимы общественной системе для ее же выживания [138]. Благосостояние населения стран Запада, безусловно, выросло, причем в масштабах, которых не знала ни одна предшествующая эпоха. Однако и цена этого неслыханного роста благополучия была несоизмеримо высока. «Революция потребления» (термин Д. Белла) оказала негативное влияние на систему ценностей, способствовав росту консьюмеризма, своеобразной «идеологии потребительства», главный принцип которой – «иметь», а не «быть», получать удовольствие здесь и сейчас. Потребление имеет не только утилитарное значение, покупка, в общем, не нужных товаров для многих людей стала средством релаксации и самоутверждения: дорогие вещи превратились в символ процветания и высокого социального статуса покупателя.
Помимо этого массовое индустриальное производство потребовало огромных затрат не только человеческих, но и материальных ресурсов. Впервые стали систематически и в больших масштабах использоваться энергетические запасы земли, ее невозобновляемые ресурсы, т.е. впервые цивилизация начала разрушать основной капитал природы, наивно рассчитывая на то, что дешевое топливо никогда не иссякнет.
И еще один важный момент: массовое производство товаров и услуг было неизбежно связано с их стандартизацией. Стандарт задает само производство, технологическая норма. Однако в индустриальном обществе стандартизируется не только процесс производства и продукция, но и потребности, а также управление, образование, досуг, мода, развлечения – господство стандарта утверждается во всех областях жизни.
Стандарт проник даже в сферу культуры. «В средствах массовой информации… – повсюду мы опять-таки обнаруживаем основные принципы фабричного производства. Все они штампуют одинаковые сообщения для миллионов мозгов…» [139] Культура индустриального общества в отличие от культур прошлого жестко связана с техническими средствами массовых коммуникаций и, что самое главное, подчинена принципам экономической рентабельности, превращаясь в бизнес, коммерческую культуру. Правда, благодаря новым технологиям культура впервые стала общедоступной – для больших масс людей открылись огромные массивы информации. Однако это достоинство перевешивали очевидные изъяны так называемой массовой культуры, «культуриндустрии», которая подобно фабрике начала производить стандартизированную продукцию, точно воспроизводя логику промышленности и включаясь в систему экономических и социальных отношений. «Кино и радио уже более не требуется выдавать себя за искусство, – пишут представители критической Франкфуртской школы Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно. – Та истина, что они являются ни чем иным, как бизнесом, используется ими в качестве идеологии, долженствующей легитимировать тот хлам, который они умышленно производят» [140].
Результатом этого является печать единообразия, которая лежит буквально на всем: миллионы людей покупают разнообразную по ассортименту, но стандартную продукцию, проводят свой досуг так, как предписывают это стандарты «индустрии развлечений», смотрят кино, читают книги и журналы, в которых все тот же вездесущий стандарт порождает редкостное единство стиля и содержания. Идентичные программы многочисленных радиостанций, бесконечные «мыльные оперы», «оскорбительные адаптации» произведений классики – такова основная продукция массовой культуры. И, несмотря на постоянную погоню за новыми эффектами, которые дают технические усовершенствования, власть стереотипа только усиливается [141]. Причем, культурный стандарт играет важнейшую социальную роль, поддерживая стабильность и единство общества, формируя систему социальных норм и ценностей, устанавливая стандарты поведения и представлений о мире. Стандарт, таким образом, не просто вносит в жизнь человека и общества стереотипы – он подчиняет эту жизнь стереотипам и является в этом плане мощным средством доминирования.
В чем же суть «ловушек» технологического универсума? Конечно, не стоит возлагать вину на саму технику, однако ориентация западного общества на технический прогресс, разумеется, не случайна: именно благодаря этому удалось максимально расширить искусственную среду и создать уникальные возможности для удовлетворения любых видов «животных» потребностей и их неограниченного роста. Ничего подобного не было за всю историю человечества: теперь можно было желать что угодно и в безмерных количествах – больше и еще больше еды, секса, одежды, домов и т.д. И на определенном этапе «взрыв» эгоизма был даже выгодным, потому что способствовал росту экономики, выдвигая страны Запада в авангард мирового сообщества.
Но особенность технического прогресса заключается в том, что он, увеличивая могущество человека, его власть над окружением, абсолютно не связан с прогрессом духовным, и эта ситуация чревата большими проблемами. Одновременно опасно увеличивается и сила воздействия на окружающий мир: «все свершенное, служит ли оно Злу или Добру, приобретает титанический размах», «материальные последствия индивидуальных актов возрастают до глобальных масштабов» [142]. Диссонанс между технической вооруженностью общества и его нравственным состоянием ощущается особенно остро.
«Рог изобилия Инженера потряс Землю, щедро рассыпая дары доселе невиданных и немыслимых возможностей. Нет сомнения, что многие из этих даров несут Человеку благо, делают его жизнь полнее, шире, здоровее, богаче, комфортнее, интереснее и счастливее в той мере, в какой это можно ожидать от мира вещей. Но мы прекрасно осознаем, что дары индустрии являются также источником серьезных бед…Человек оказался неподготовленным этически для столь щедрого подарка. Медленное развитие нравственных сил привело к тому, что власть над Природой оказалась в его руках до того, как он овладел искусством владеть собой» [143], – эти слова А. Эвинга, президента Британской ассоциации развития наук, сказанные еще в прошлом веке, очень точно характеризуют истоки внутренней слабости и противоречивости индустриального общества.
[135] Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y., 1976. P. 146-158.
[136] Хесле В. Философия и экология. М., 1993. С. 25.
[137] Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. М.: УРСС, 2004. С. 64-67.
[138] Marcuse H. One-dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society. L., 1964.
[139] Тоффлер Э. Третья волна. М., 2004. С. 75-76.
[140] Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.; СПб., 1997. С. 150.
[141] Там же. С. 179.
[142] Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 249.
[143] Там же. С. 249.