Глава 1. Днем ранее. Странный малый.

Утро не задалось. Как, впрочем, и многие предыдущие последнего полугодия. А последние полгода Михаил работал замом в бухгалтерской фирме. Как ему нарисовали при приеме (по протекции, кстати), его обязанности были широкими и предполагали творческое начало. Он с энтузиазмом взялся за дело и, обнаружив ряд системных недостатков в работе фирмы, начал их с энтузиазмом исправлять. Это была первая ошибка дилетанта. Порой некая бессистемность и есть система, как и было в его случае. Начальница, пожилая, хитрая «лиса», напряглась, но вида не подала. Она долго выстраивала свою систему с двойным дном и не ему уж, конечно, было ее ломать. Далее, он допустил еще один промах, уже фатальный. Он не учел, что в коллективе из 15 женщин, кроме него, мужиков не было. Он позволил себе глупость думать, что, относясь ровно и уважительно ко всем, он, тем самым, улучшит рабочий климат и, как следствие, производительность труда. Михаил, как большинство мужчин в женском коллективе, был глухим слепцом среди зрячих и слышащих. Он не видел, что в коллективе соблюдается иерархия. По его мнению, в нем царила всеобщая любовь, равенство и взаимовыручка. Имеет ли границы мужское скудоумие!? Он буквально умилялся семейности обстановки в трудовом коллективе, где справлялись все дни рождения работников, а также множество государственных и религиозных праздников многоконфессионального по составу коллектива. Умиляли и ежедневные коллективные и обильные обеды домашними харчами, кои приносились в судках и кастрюлях из дома и щедро выставлялись на общий стол. Несколько озадачивала, правда, регулярная добавка спиртного к столу персонально от директора, которая принималась на «ура». Ведь по чуточки-то можно! Для шустрости бухгалтерской мысли мол. От этой ежедневной радости, его, кстати, спасало только постоянное сидение за рулем казенного авто. Несколько озадачивала также и секретность величины заработной платы сотрудников. Они были вызываемы в кабинет начальства строго по одному, где и вручалось им кровно заработанное, но почему-то засекреченное. То, что зарплату платили «в конверте», вовсе не странно – так все делали, ускользая от бремени налогов. Но почему внутри коллектива это являлось тайной – вот вопрос? В конце концов, он выяснил причину – зарплата была примерно вдвое ниже, чем в аналогичных фирмах. Старая лиса создала свой личный и отлично функционирующий курятник. И управляла им мудро, да так, что куры были счастливы в нем отдавать все силы на общее благо. Они называли ее мамой! В управлении ей помогали две особо приближенные курицы. Они пользовались льготами, финансовыми в том числе. Информированность оплачивается всюду. Но также, с их точки зрения, были законны и претензии на его, зама, «особое» внимание к ним, которого он легкомысленно не проявлял. Тем более что из всех женщин предприятия, не отличавшихся особо изяществом и притягательностью форм по причинам пристрастия к желудочным утехам, эта парочка совсем уж не пролезала «в параметры». После некоторого ожидания, поняв его дремучесть в межполовых вопросах, дамы откровенно заявили о своих претензиях ошарашенному слепцу и, не получив желаемого, обратились за разъяснениями к лисе. А лиса, поняв уже, что ее заместитель бесперспективен в плане счастливого самопожертвования ради яйценоскости курятника, дала отмашку – ату его, мол. Мало, что есть более алогично-агрессивного и жестокого, чем куриная стая. Короче, надо было увольняться, пока хуже не стало. В это утро сия данность была как-то особенно очевидна. Михаил написал заявление, предвосхитив театрализацию со стороны директора, громко и четко, чтобы все слышали, изложил, семейные якобы, обстоятельства увольнения и, прихватив расчет, был таков еще до обеда.

Выйдя на улицу с ощущением полной свободы, он зашагал бодрой походкой, дыша полной грудью, но минут через пять задался вопросом: «Куда иду-то?» Вокруг простирался миллионный город, а пойти некуда. И не к кому. Домой в пустую квартиру тем более не влекло. На душе, после некоторой эйфории, пустота. А ведь и вправду некуда идти. Знакомые (не друзья, их у него в этом городе вовсе не было) все были на работе. Сына, жившего своей семьей, он, оберегая от стресса, вообще держал в неведении о развале отношений с женой. Жена тоже. Сел на лавку в сквере, закурил. «Так вот живешь, живешь, корябаешься, а что в итоге?» Закрутилась мысленная жвачка воспоминаний. «Ну, родился. Рос смышленым и резвым мальчиком. Давалось все легко, играючи. В школе и в музыкальной школе, не корпел над книгами, все сдавал вовремя. В летном училище был одним из лучших курсантом на курсе. Тоже без напряга. Далее служба. Летал хорошо, отмечали, награждали, предоставляли. Доверяли не по годам. Все путем, без напряга. Женитьба. Жена красавица – все заглядывались. Сын учился так же легко – порой не знали, в каком классе учится, на каком курсе. Смышлен во всех отношениях. Стала разваливаться страна – уволился. Дальше тоже все путем. Первым из бывших военных пошел в бизнес. Быстро освоился. Вышел на уровень. Все нормально, без напряга. Писали республиканские газеты. Единственно, куда сунувшись, тут же выскочил сам – политика. Уж больно воняло там! Но без потерь. Все путем. Снова бизнес.

И тут понесло! Все начало рассыпаться в прах. Стремительно! Когда все началось? Где эта точка, с которой началось? И зашлась криком в вопросе мысль. Я никому не делал плохого. Честно служил, любил, воспитывал, вел бизнес. Без напряга, конечно, но ведь честно! За что ж меня так-то вот?» Закончились сигареты, собрал окурки в пачку и побрел искать урну. «Вот бардак! Лавка есть, а урны нет. Видать уперли на металлолом. Никогда не мог бросать мусор на землю. Всегда было неудобно перед дворником, которого и в глаза-то не видел никогда. Все ведь бросают. Дворников для того и выдумали, между прочим, чтобы мусор убирать. Такой вот комплекс, понимаешь ли».

Урна нашлась метрах в двухстах от лавки. Пока шел, снова захотелось покурить и поесть, да и выпить чего-нибудь, после всего, что было с утра. В кармане, к тому же, имелось некоторое излишество дензнаков, как некое «подслащение» неприятного, вобщем, события – увольнения с работы. Огляделся. Вокруг тихие дворики старого центра города. Не злачное, прямо говоря, местечко. К удивлению, метрах в десяти обнаружилась скромная вывеска: «Горячие блюда». Без претензий, правда, но если и впрямь горячие – это то, что надо «прямо здесь и сейчас». Модный слоган застрял в голове как гвоздь. За дверью оказался сравнительно чистый зал с низким потолком, оформленным лет пятнадцать назад деревянными рейками , в котором было с десяток совершенно пустых столов и бар, разумно расположенный для радости посетительского глаза, прямо напротив двери. В зале никого не было. Правда, запах свежеприготовленной пищи присутствовал. Это вселяло надежду исполнить замысленное. А наличие бара подтверждало правильность принятого решения.

– Эй, хозяин! – позвал он негромко.

На зов вышла дама в белом переднике и нелепом кокошнике из целлулоида, бисер на котором подтверждал, что это именно кокошник. Дама была дородна телом и спокойна лицом. Она обстоятельно заняла свое место за стойкой бара, не торопясь, взяла бокал, полотенце и, только начав его протирать, спросила:

– Чего изволите?

Михаил был слегка ошарашен этим оборотом речи, примененным в данном заведении.

– Будьте любезны, посоветуйте мне чего-либо достойного к обеду и из напитков также.

Он поневоле перешел на предложенный язык. Дама набычилась, непроизвольно сдвинула набок, явно непривычный, кокошник и пристально посмотрела на наглого посетителя.

– В меню все написано, – с нажимом ответствовала она, протягивая ему коленкорового переплета меню.

На нем золотом была вытиснена уже затертая почти надпись: «Меню». «Слава богу, все в порядке, – успокоился, – а то, «Чего изволите?». Не надо посетителей так пугать. А как на слабонервного нарвешься?» Тетка, явно проработавшая в общепите всю свою не короткую жизнь, была вынуждена подчиняться требованиям нового времени и, в частности, нового хозяина – недоучки, явно тяготеющего к фильмам о временах НЭПа. Она же лично, взращенная родным советским общепитом, считала все новшества неокапитализма ненужным вредным фарсом.

– Ну, что выбрал чего, или как? – подозрительно спросила дама.

Михаил, окончательно успокоившись привычным ходом вещей, назвал выбранные блюда и напитки. Устроившись за столиком у окна в ожидании обещанного желудочного удовлетворения, он стал рассматривать прилегающее к заведению пространство, отмечая, куда ведут дорожки, сквозные арочные проходы в домах, ориентируя все это по сторонам света и относительно города. Примечал, кто сидит перед подъездом или идет и куда именно. «Никогда не отвыкну, наверное. Вот ведь втемяшили в голову наблюдательность педагоги военные». На детской площадке, явно не по погоде одетый, уткнувшись взглядом в песочницу безо всяких следов песка, сидел мужичок, практически без движения. «Вот еще один неприкаянный. Весна была ранняя. Однако, хоть и южная, но невнятная в этом году. Холодно ему, небось», – пожалел он. В зал вплыла с подносом дама в кокошнике. Она двигалась так, что, казалось, плывет над полом. «Профессионализм», – уважительно подумал. Отметил, что салат, суп харчо, баранина с картофелем фри – все свежее и горячее, без обмана. Двести грамм водки в графинчике и стакан апельсинового сока тоже привлекали. С аппетитом, подогретым спиртным, быстро разделался с пищей. «Недурно, недурно». Напряжение утра начало таять. Закурил, экспроприировав пепельницу с соседнего столика. Пока занимался чревоугодием, в зале появились еще человек десять, жаждущих желудочных утех, и зал наполнился гомоном. Это были мужики, в основном, из близлежащих контор, судя по деловитости и одежде, но двое из них, в одинаковых совершенно черных теплых куртках с капюшоном, явно не вписывались в общий типаж. Они также сели за столик у окна, и также пялились наружу, не проявляя интереса к происходящему внутри заведения. Неспешность и обстоятельность, с какими они делали свой заказ, выдавали отсутствие у них лимита времени. «Да мало ли какие дела у людей. Может тоже деваться не куда?» Правда, отметилось, что внимание этих джентльменов неотрывно было приковано к фигуре «мыслителя» в песочнице. «Вот как? Другие люди тожежалеют сердешного», – подумалось с пониманием.

Строгая дама снова образовалась у его столика. Деловито убрав пустую посуду, оставила, однако, рюмку.

– Еще соку? – интеллигентно поинтересовалась.

– Конечно, будьте любезны… и водки грамм двести и салатику, пожалуй. «Да уж профессионализм не скроешь даже дурацким кокошником».

«Странное дело химия, – подумал он, – стоит изменить химический статус организма и мир меняется. Он был невыносимо плох и вот – уже немного лучше. Всего-то спирт с водой введен «пер орально», а вроде как солнце проглянуло сквозь тучи». Значительно снизилось ощущение беды и тревоги последнего времени. Он посмотрел на часы-тарелку над баром – 4:30. «Надо же, как незаметно ускользает время». Начало смеркаться. Бросил взгляд в окно. Мужик в песочнице слегка поменял позу. «Крутой мужик, йог может? Или совсем уж хреново ему», – подумалось. Стало как-то неуютно. «Опять комплекс. Ну, сидит себе человек на холодке, может ему и не плохо вовсе, а даже наоборот. Правда, все это как-то неубедительно. Была бы я мать Тереза – сходил бы, позвал в тепло. А так – поймут неправильно. Оправдывайся потом еще». Отогнал неуместные душеспасительные мысли. Заскучал. Подошли два парня, лет двадцати пяти. «Свободно?» – «Да, пожалуйста». Парни заказали харчи, выпить немало. Разговорились ни о чем. Погода. Футбол… Еще час долой. Двести грамм сделали свое дело – мир сузился до размеров зала. За окном нет объектов для наблюдения. Стемнело. Вот и прошел вечер, длинный еще, как зимний, пустой. Как пережить тебя?

Хоровод посетителей «Горячих блюд» все крутился. Стали меняться типажи. Появилось больше посетителей, предполагающих скоротать время до ночи. И вот в проеме двери показался мужик из песочницы, точнее парень, на вид лет двадцати пяти – двадцати восьми. Довольно длинные темные кудрявые волосы почти закрывали карие умные глаза. Правильные черты лица скрывала густая черная щетина. На нем была короткая, довольно потертая куртка, похоже, с чужого плеча, непрезентабельные черные брюки старого фасона, который вышел из моды раньше, чем парень родился. Он быстро прошел к столику рядом и сел спиной к Михаилу, стараясь не привлекать внимания. Но старая гвардия, в лице дамы в кокошнике, тут же запеленговала движение. Подойдя к парню, она, совершенно уж не скрывая пренебрежения, уверенная в неплатежеспособности клиента, грозно спросила: «Тебе чего?» Парень схватил потрепанное меню, как соломинку утопающий. Однако было видно, что взгляд его не фиксирует букв, а лишь имитирует чтение. Дама постояла рядом в тоске по былой власти «пущать или не пущать» всяких дармоедов в «пищезаведение», но откатилась на прежнюю позицию в бар. Бдительный взгляд ее, впрочем, оставался, недремлющ и тяжел. Парень, похоже, ощущал его физически. Он некоторое время еще пробовал производить вид зачитавшегося человека, но потом неожиданно повернулся к нашему герою и без всякого предисловия сказал:

– Дайте, пожалуйста, немного денег. У меня нет совсем, а здесь поесть нужно.

Слова, слишком правильным произношением, выдавали в парне не местного. Михаил удивился тому, что совсем не удивился его просьбе. Мало того, он, даже не спросив величину суммы, молча протянул пятьдесят рублей, испытав при этом даже некое облегчение. Сработала нереализованная жалость к парню, когда он сидел на холоде снаружи. Парень встал, сам подошел к баруи, сделав заказ, вернулся к своему столику. Дама в кокошнике, не стараясь скрыть недовольства, побрела исполнять свои обязанности. Михаил же обратил внимание, что джентльмены в черном напряженно, практически не мигая, наблюдают за маневрами парня. Когда парень развернулся и пошел назад, они непроизвольно даже привстали и успокоились лишь, когда тот сел за столик. Михаил заметил и то, что парень, в свою очередь, также знает о пристальном интересе к себе с их стороны. Это показалось странным, но после расслабления спиртным все виделось в розовом цвете. «Да мало ли, все нормально». Дама принесла какой-то каши, несколько кусков хлеба, салат и компот, небрежно составив все это ему на стол. Интенсивность поедания парнем пищи выдавала серьезный голод. «Надо было дать сотку», – подумалось с досадой. Покончив с едой, парень застыл в одной позе, проявляя полную незаинтересованность ко всему окружающему. Михаил снова включился в пустопорожнюю беседу с соседями. Минут двадцать спустя, парень довольно резко повернулся к Михаилу и также быстро начал говорить.

– Вы оказали мне одну любезность, окажите и другую. Мне необходимо выпить, но вы знаете, что у меня нет денег. Налейте мне немного водки.

– Хотите, я дам вам еще денег.

– Нет, спасибо, налейте мне из своего графина. Тем более, что вам более не нужно пить.

Парень быстро встал и, заслонив спиной мужчин в черных куртках, протянул Михаилу стакан из-под выпитого компота. «Вам более не нужно» покоробило, но он, в очередной раз, удивившись своей реакции, вылил остатки водки в протянутый стакан. В то врем, пока он наполнял предложенную емкость, парень другой рукой вытащил из-за пазухи какую-то небольшую книгу и протянул ее.

– Возьмите, пожалуйста. Это вам за угощение. Ничего другого у меня нет.

– Да не нужно мне от вас ничего, я так дал! – заупрямился Михаил.

– Возьмите же, наконец, это вам! – с упором и даже с нотками нетерпения негромко произнес парень.

Не прекращая опорожнять графин, Михаил взял книгу.

– Уберите ее, – сказал парень в том же тоне.

Состояние опьянения позволило, не задумываясь, включиться в игру, и он быстро засунул книгу в карман куртки.

– Спасибо большое, – промолвил парень и сел на свое место спиной к нему.

Михаилу захотелось уговорить парня забрать книгу, убедив его в своей бескорыстности, но как только созрело решение подойти к парню, тот резко встал и быстро двинулся к выходу. Михаил обратил внимание, что стакан с водкой остался стоять нетронутым на столе. Несколько замешкавшись, вскочили и тоже двинулись к выходу мужики в черных куртках. «А у парня проблемы», – сообразил сразу.

Он не любил расклад два к одному, поэтому тоже встал и двинулся следом. Расчет в этом заведении брали сразу по исполнении заказа. Это был «опыт – сын ошибок», да и посетителям удобно, если вдруг понадобится «свалить побыстрому». Парень шел скорым шагом метрах в пятнадцати впереди. Двое в черном отставали метров на семь. Михаил, соблюдая дистанцию, двинулся следом. Парень свернул в подворотню. «Эх, не туда – тупик там», – подумалось. «Не даром же наука рекогносцировки существует», – по пьяному хвастливо обозначилась причастность к этим навыкам. «Впрочем, вечер, похоже, обещает быть динамичным», – подумал почти удовлетворенно. Закрутилось затертое: «Драку заказывали?». Он застегнул куртку поплотнее, на ходу разминая кисти рук. Однако дальнейшие события его попросту огорошили. Двое в черном, развернувшись фронтом, свернули следом за парнем в тупиковую арку, но тут же выскочили из нее и завертелись на месте, энергично озираясь. Михаил снизил темп шага и принял вид безучастного прохожего. Подойдя к арке, он увидел, что она была пуста! Один из двоих, подойдя к глухой стене перегораживающей арку, пинал ее ногой, что-то быстро говоря на чужом гортанном языке. У Михаила были неплохие лингвистические способности, но он не помнил звучания этого языка раньше. «А парень не промах», – удовлетворенно подумал он. «Как ловко сманеврировал. Даже я не заметил, куда он делся, – мелькнула хвастливая мысль.– Да и ладно».

Уже не изображая безучастие, двинулся к дому. «Пойду пешком – нужно протрезветь немного. Как он мне врезал-то правильно. Вам более не нужно! Хоть и сопляк еще советы старшим давать, а ведь прав. И водку пить не стал, молодец». Мысли потекли бессистемно в разные стороны. Ноги понесли домой. По дороге он прошелся еще по пяти или шести барам, где намеренно прожег еще кучу времени в пустых беседах с такими же неприкаянными, как сам.

Он вернулся домой в 3:15 ночи. Эти самые 3:15 навязчиво и зелено горели в темноте над телевизором…