Человек предполагает, а…
Под утро ему приснился сон: он карабкается на высокий Холм, поросший густой, но короткой травкой, сделавшийся непреступным из-за проливного дождя. Ноги разъезжаются на скользкой почве, и подъем дается с невероятным трудом, вынуждая то и дело соскальзывать к подножью и начинать все с самого начала. Дождевые струи и пот залепляют ему глаза, мешая видеть, сколько еще осталось до вершины, но он и без того знает: домик Учителя, стоящий на макушке Холма, от него так же далеко, как и в тот момент, когда он только начал подъем. Вдруг сквозь шум воды ему слышится голос Учителя:
«Леон, тебе не хватает желания! Ты должен только захотеть и сразу же окажешься здесь…, захотеть…, захотеть…, захотеть…».
«Но я хочу, очень хочу! Я промок и измучился! – Кричит он, задрав голову вверх, – как же еще надо хотеть? Не понимаю…».
Неожиданно он видит рядом с собой Мару.
«Вот так», – говорит она спокойным и уверенным голосом, берет его за руку, и через несколько секунд неведомо как они оказываются в маленькой уютной комнате, где сухо и тепло, потому что, весело треща, пылают дрова в очаге и Учитель, одобрительно улыбаясь, зовет их пить чай со свежим медом.
«Как просто. – Говорит Леон удивленно. – Оказывается, желать по-настоящему – это очень просто, а я и не знал».
«Потому что тебя никто не учил этому, – говорит серьезно молодая женщина. – Кода соты растают, мед сольется…, надо только захотеть. Теперь будет легче, ты сам сможешь сварить кофе».
«Причем тут кофе?», – удивляется Леонид Леонидович, с трудом открывая глаза, и встречается с насмешливым, пронзительным взглядом Киры, который, словно проникает в самые потаенные глубины его мозга. Она повторяет свою просьбу, а потом, видя недоумение Леонида, добавляет сочувственно:
– Бедный Иаков, ты мечтал по утру увидеть рядом с собой Рахиль, а тебе подсунули Лию.
– Ты мне льстишь, – отвечает он с чуть грустной улыбкой, потирая пальцами виски, словно сжатые тисками, – и себе тоже. Ты скорее похожа на Фамарь, чем на Лию.
– Хочешь сказать, что я авантюристка и хитростью забралась к тебе в постель! – Кира ничуть не обиделась на такое сравнение. – Так, что там у нас насчет кофе? Я ведь, кажется, вчера только за тем и зашла, чтобы выпить чашечку этого волшебного напитка. Или ты уже все забыл?
На кухне ему становится легче, словно сняли тугой обруч, стягивающий голову. Внимательно наблюдая за до краев наполненной джезвой, Леонид Леонидович перебрал спутавшиеся в памяти события вчерашнего вечера. Поговорить с Марой ему так и не удалось. Всякий раз, когда он делал попытку приблизиться к ней, ему непременно кто-нибудь мешал, но только теперь он сообразил, что чаще всего – это был Володя.
«Виды, что ли на нее имеет? – Размышлял Леонид озадаченно, – вряд ли. Любимая жена, двое обожаемых детей…, нет, тут что-то другое…, к папаше подъезжает через нее? Возможно. Провожать наладился, а меня с Кирой в другое такси запихнул, хотя собирались вместе все ехать. Зачем я с ней переспал? И в мыслях ведь не было. Теперь уж назад не отыграешь, надо как-то спустить все на тормозах пока не поздно, и не увязнуть. Нет, она славная, умненькая, «интуичит» потрясающе, но мотыльки в животе спят. Один только скотский инстинкт!».
В кармане пиджака зазвонил мобильник, Леонид Леонидович выключил газ и пошел за ним в комнату.
– Здорово живешь! Вы уже встали? – Раздался в трубке чуть охрипший голос Володи. – Тебе повезло, старичечек. Я договорился на вторник с шефом. Будь к 15-00. Привет Кирюхе! Она тебе скажет, куда надлежит прибыть. Да, и хочу тебе напомнить: нам сегодня академика спонсировать предстоит. У него скоро сделка века. Надеюсь, ты не передумал?
«Вот, черт! – С досадой подумал Леонид Леонидович, схлопывая мобильник, – почему-то он не сомневается, что Кира провела ночь у меня! Заговор у них что ли? Ничего не понимаю!».
Он вернулся на кухню, механически разлил кофе по чашкам и поставил их на стол.
– Из всех скорбей самая истинная, это скорбь от расставания с собственными деньгами! – Вздохнул Володя, когда они вышли на улицу из дома Ивана Ефимовича. – Положа руку на сердце, скажи – ты мог бы отвалить такую кучу денег за какую-нибудь прихоть?
– Для него это очень серьезно. Он, по-моему, даже не сомневается, что брение подлинное. Мне другое удивительно…, его внезапная вера в Бога, человек воевал в артиллерийском полку, прошел всю войну, причем, на Курской дуге его даже не царапнуло, а ведь он был под Крюково! Тридцать лет состоял активным членом партии, один из ведущих генетиков с мировым именем, и вдруг впал в православие! Да так истово, что слышать ни о чем другом не желает, кроме того, что Бог создал мир в семь дней. Ольга Васильевна жаловалась матушке, что он собрался не только дом обители отписать, но и сам выразил желание уйти в монастырь…
– В женский, надеюсь? – Съязвил Володя. – Но если говорить серьезно, то его креационизм возник не на пустом месте, а как некая сублимация что ли. Когда Союз распался, а коммуняки оказались не при делах, он очень страдал, потому как, таким уж образом устроен наш академик, что должен непременно при чем-то состоять. Ему по складу характера просто необходимо чувствовать себя членом сильной властной структуры и не просто чувствовать, а всецело подчиняться ее командованию и уставу. Он по жизни лиана, понимаешь, что я имею в виду? Ему надо произрастать на сильном могучем древе, вот он и облюбовал для этой цели православие, проинтуичив, что оно быстро отвоевывает утраченные позиции.
– Ты думаешь? – С сомнением спросил Леонид, – а моим родителям Иван Ефимович сказал, что пришло время собирать камни, и он не может оставаться в стороне, быть, так сказать, «непричастным» к такому моменту национальной истории.
– Что?! Прямо оксюморон какой-то, да и только! Как любят выражаться кащениты: «живительная эвтаназия» первобытнообщинного строя, где все равны, едины и любят друг друга без памяти! Или, например, еще чище: раввин-свиновод! Воистину уверуешь, что апокалипсис не за горами! – Володя даже остановился и громко расхохотался на всю улицу. – И ты ему веришь?
– Это серьезный нравственный повод…, а Иван Ефимович всегда был человеком в высшей степени порядочным, уж этого у него не отнимешь…
– Да я о другом, что пришло время собирать камни, ты думаешь, что такое время существует? Не бывает на земле такого времени! Таким уж создан человечишко, что только все ломает и разбрасывает! Поверь мне, в какой бы период не родился на земле пророк, его все равно никто не станет слушать! В самом высоконравственном обществе найдется, хоть горстка выдающихся обывателей-субпассионариев и непременно побьет беднягу камнями.
– Не согласен! Должно прийти…, просто он, как ты говоришь, проинтуичил первые слабые признаки этого времени. Я их тоже чувствую, если угодно. Можешь надо мной смеяться, сколько влезет. На телевидении это очень заметно, хотя бы потому, что всплыло огромное количество всякого мусора. Но он уйдет, сор этот, надо же кому-то его убирать, а дела по очистке «водоема» – штука сложная. Потом, глядишь, и пророки станут нужны. Вернее, они уже нужны, они как саперы, идут первыми, чтобы «разминировать» пространство, сделать его пригодным для обитания, для нового строительства…. Так что зря ты на академика ополчился. Пусть он не пророк, не мессия, но тот, кто способен услышать слова пророка, предугадать приход мессии. И не только услышать, а поверить ему, последовать за ним. Я тебе больше скажу, мне самому кажется, что капитализм у нас в России доживает последние дни. Он вот-вот рухнет…, как рухнул в один миг социализм.
– И что же, по-твоему, придет ему на смену? – Насмешливо спросил Володя. – Или ты прогнозируешь реставрацию прежней структуры власти, пророк ты мой коммунистический?
– Ничего я не прогнозирую, – Леонид устало махнул рукой, – и никакой я не пророк, а самый что ни на есть примитивный обыватель. Давай оставим этот разговор, право же, он не вызывает у меня энтузиазма. Я за академика тревожусь, как бы его не надул этот конфидент. Не переживет старик, а у него уже был серьезный инсульт, ты же помнишь, надеюсь?
– Да, такое возможно…, а второй «кондратий» – дело не шуточное. Как говорится, «инсульт нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь…». Ну, и что ты предлагаешь? Мы ведь уже пытались его отговорить, он нас чуть ли не в скаредности заподозрил…, я на вторую попытку не пойду.
– У меня завтра день сумасшедший, ни минуты свободной, может, заглянешь к нему вечером, поинтересуешься, как все прошло и, главное, в каком он состоянии. А то сидит дома один как сыч, Ольга Васильевна с внуками на зимней даче…, сын с женой заграницей работает, тревожно мне что-то, понимаешь? Позвони, хотя бы, если времени не будет зайти, я понимаю, что ты тоже не свободный художник…, а потом мне звякни, или СМС скинь.
– Уговорил, речистый! Про вторник не забудь…
Однако в тот момент они и не подозревали, что во вторник им придется заниматься совсем другими делами. У ближайшей станции метро приятели пожали друг другу руки и разбежались каждый по своим делам.