Потенциальная теща

Кира стояла на платформе, неотрывно глядя в направлении, откуда должен был появиться Леонид Леонидович. Почти все пассажиры деловито и быстро умчались, влекомые, кто носильщиками, кто встречавшими их родственниками, оставив их с матерью и увесистым багажом в сиротливом одиночестве на промозглом, продуваемом всеми ветрами перроне. Негодование ее нарастало по экспоненте, но она не позволяла ему вырваться наружу, не желая навлечь на жениха еще и негодование матери.

– Однако надо было носильщика взять, – безмятежно сказала Цыпелма Тимофеевна, не проявляя ни малейших признаков неудовольствия, – донес бы вещи до стоянки такси. Зачем зря человека всполошила, может, дела у него…

Национальные традиции и большой жизненный опыт приучили ее с уважительным терпением относиться к мужскому началу.

– Что за неотложные могут быть дела в выходной день, мама! Сегодня, между прочим, суббота. – Отмахнулась Кира запальчиво, но, взяв себя в руки, сменила тон и озабоченно добавила, – ты не представляешь, какие дикие пробки в Москве, особенно, на Садовом. Наверное, выехал впритык, как все мужчины, теперь дергается…

Наконец, женщины увидели спешащего к ним человека.

– Вы будете Кирой Борисовной Церанг? – Спросил подошедший, сверяя текст с бумажкой. – Я от Леонида Леонидовича. Он приболел немного и послал меня вас встретить, да я замешкался на стоянке, все платные…, достали уже эти самодеятельные обиралы. Пришлось машину подальше немного отогнать. Ничего, я багаж заберу и мигом ее подгоню, а вы на дороге подождете.

– Спасибо вам большое, – с искренним удовольствием ответила вместо дочери Цыпелма Тимофеевна. Кира же только сухо кивнула в знак приветствия и пошла следом за водителем и матерью, крепко сжав губы.

«Что ж, все яснее ясного, Леонид Леонидович! – Гневно думала она. – Вы, значит, не настроены на серьезные отношения. Расчет ваш примитивен и прост: вы посылаете вместо себя шофера, я становлюсь в позу, устраиваю вам выволочку, а в пылу выяснения отношений объявляете мне, что между нами все кончено. Не дождетесь! Не получится у вас отделаться от меня легким испугом! Не будет вам выволочки, отложим ее до белее интимных ситуаций, у нас еще все впереди…».

– Леон, милый, ты – наш ангел спаситель! Как мы тебе благодарны за машину! Но водитель сказал, что ты приболел? Я готова мчаться к тебе немедленно и ухаживать, непокладая рук. У тебя что-то серьезное? Врача вызывал? Температура высокая? Медикаменты есть? Я всегда так пугаюсь, когда кто-то из близких болен!

– Кто, я? – Спросил Леонид Леонидович, слегка поперхнувшись, и костеря про себя Николая на все корки за проявленную самодеятельность. – Чепуха…, он что-то перепутал, точнее не понял, я навещал Ивана Ефимовича в больнице. Академика завтра выписывают, а его лечащий врач сегодня дежурит. Вот, Ольга Васильевна и попросила меня с ним поговорить, уточнить, какие будут предписания по дальнейшему уходу и прочее…. Я только вошел, даже не разделся еще. Как вы добрались?

Он старался говорить тоном нейтральным, но дружественным, желая нарочито независимой интонацией подчеркнуть всю несостоятельность Кириных матримониальных упований. Визит к Ивану Ефимовичу в больницу был чистейшей правдой, об одном он только умолчал, что сам позвонил Ольге Васильевне и напросился на беседу с врачом, в которой не было никакой необходимости, так как все рекомендации были уже выданы и к больному прикрепили патронажную сестру.

– Нормально добрались, покачивает только до сих пор, словно все еще еду. Холодильник пустой, надо срочно бежать в магазин за провиантом. Один пакет кофе в доме и все. У меня к тебе совсем нахальная просьба…, можно? Раз уж ты здоров, не пригласишь ли нас с мамой к себе на ужин в какой-нибудь из дней? Ей будет очень одиноко в Москве…, хочется как-то развлечь бедняжку, дать ей возможность пообщаться с образованными людьми. Она ведь всю жизнь работала адвокатом, к ее услугам в Чите прибегали очень известные люди…, и не безрезультатно. А рассказчица она какая! Заслушаешься! Тебе тоже интересно будет общение с ней.

– Хорошо, – неожиданно для Киры он сразу согласился на ее просьбу. – Давайте прямо сегодня. Зачем откладывать? Еда закуплена, только картошечки отварю…, я вчера в «Метро» налет совершил. Жду вас к девятнадцати ноль-ноль. Удобно? Пришлю за вами Николая, тем более что адрес ему уже известен.

«Зачем рубить собаке хвост по частям! – Радостно потирая руки, думал Леонид Леонидович. – Нынче же вечером с ней и объяснюсь, улучу как-нибудь минутку, в мамином присутствии мне ничего не угрожает. Не будет же она меня при ней в койку тянуть или сцены устраивать! Свобода!».

«Подозрительно быстро он согласился, – размышляла Кира, положив трубку. – Сдается мне, что он замышляет нечто такое…, надо быть начеку. Что ж: предупрежден, значит, вооружен».

– Мама, сегодня едем на ужин к моему жениху! Пора вас познакомить, наконец. Только умоляю, пожалуйста, не наделай глупостей! Поменьше рассказывай о своих подзащитных, а то ты любишь эти байки к месту и не к месту…, и ни грамма спиртного, ни капли, слышишь, даже нюхать не смей!

«Указывать она мне будет…, – проворчала Цыпелма Тимофеевна себе под нос. – Молодая еще, однако…».

Леонид Леонидович помог дамам снять верхнюю одежду и церемонно приложился к ручкам.

Кира была поразительно похожа на мать, только черты лица старшей Церанг, видимо с возрастом, стали напоминать лик некого северного женского языческого божества, но вырезанного более суровой рукой и из твердой темной древесины. Пожилая дама держалась свободно и непринужденно, без приглашения прошла в гостиную, уселась на облюбованное ею место в центре большого углового кожаного дивана и принялась нюхать разложенную на тарелках еду. Кира бросила на Леонида Леонидовича быстрый извиняющийся взгляд, но, не заметив в его глазах недоумения или осуждения, устроилась рядом с матерью.

Являя собой эталон гостеприимства, хозяин принялся потчевать гостей. Он любовно извлек из «морозилки» запотевшую литровую бутылку французской водки «Золотой гусь», и, кивнув на сервировочный столик с напитками, деловито проговорил:

– Милые дамы, выбирайте! Цыпелма Тимофеевна, что вам предложить? Есть превосходный португальский портвейн, отличный «Кагор», «Мартини», «Бейлис»…

Пожилая дама затравленно взглянула на дочь, громко сглотнула слюну и хрипло выдохнула:

– С-сок…

– Мама не пьет! – Поспешила сгладить неловкость Кира, – а мне «Мартини» с грейпфрутом как всегда. Ты же знаешь, я его обожаю!

Леонид Леонидович не стал изображать удивление, вызванное ее замечанием, и наполнил бокалы. Себе он налил стопку водки и провозгласил стоя:

– Первый тост, как водится у джентльменов, «За прекрасных дам!». Благодарю, что вы удостоили своим посещением мою скромную холостяцкую берлогу.

Застолье потекло своим чередом. Хозяин был необыкновенно оживлен и предупредителен, развлекал гостей телевизионными байками, рассказывал о причудах всяких знаменитостей, зорко наблюдая за тем, чтобы их тарелки не пустовали. Когда все отдали должное закускам, он собрался, было, идти на кухню, чтобы поставить на газ картошку, но Кира его опередила:

– Сиди, дорогой, ты и так сегодня набегался. Я все сделаю сама, мне все равно нужно… припудрить носик.

Леонид Леонидович не противился, он хотел пойти вместе с ней, но подумал:

«Рано еще, не время для объяснений. Перед уходом выберу подходящий момент, и приглашу ее на разговор, а то получится, будто их выпроваживаю…, какая нормальная женщина захочет оставаться в доме, где ей, грубо говоря, указали на дверь?».

Оставшись наедине с Цыпелмой Тимофеевной, он отчего-то стушевался, и, не зная, что сказать, предложил:

– Может быть, выпьете хоть глоточек портвейна? Можно разбавить его соком…

– Налей-ка мне водочки, сынок, – мгновенно оживилась пожилая дама и протянула ему свой бокал с минеральной водой, к которой так и не прикоснулась. – Да, не жалей, с пузырями она не догадается, а в сок добавь «Мартини», тоже не заметно будет.

Леонид Леонидович смекнул, что Кира настропалила матушку перед приходом, дав установку «на трезвость».

«Это мне на руку, хотя и подло с моей стороны пользоваться ее слабостью, но ничего, немного спиртного ей не повредит. Пусть развеселится женщина, может, расскажет что-нибудь интересное, как Кира обещала, а то сидит молча, потупившись, жует, один я выступаю весь вечер, как клоун на арене…».

Хозяин и гостья заговорщицки чокнулись и осушили бокалы.

– Ох, хорошо! – Блаженно произнесла Цыпелма Тимофеевна. – Плесни-ка еще, пока Кирка не застукала, только без менералки, противная она, однако. Да, полней, полней наливай, я буду помаленьку отпивать…, как будто там вода.

Когда Кира вернулась в комнату, Леонид Леонидович и Цыпелма Тимофеевна хохотали как помешанные и говорили одновременно. Она мельком глянула на почти пустую бутылку водки и все поняла, но шума поднимать не стала, решив больше не покидать общество и не оставлять мать без надзора.

– О, Кирюшка пришла! – Воскликнул удивленно хозяин, как будто это было для него полной неожиданностью. – Сейчас я скажу любимый тост моего оператора, он грузин…

– Был у меня один подзащитный, – громко перебила служительница Фемиды, простирая ладонь вперед, словно призывая зал полный людей к молчанию, – тоже грузин. Жену кухонным ножом зарезал, с любовником застукал в своей постели. По минимуму дали благодаря мне. В три счета доказала, что действовал в состоянии аффекта. Так, что за тост?

– Забыл уже, пардон. Ладно, я про другое расскажу. Диктор наш…

– Был у меня диктор! С бурятского радио. Вот, это было дело, безнадежное совершенно, все улики против него, отпечатков тьма, но я опять условного добилась. Обещал озолотить, да, куда там! Потом делал вид при встрече, что не узнает меня, однако.

– Да, как там наш академик? – Решила Кира перехватить инициативу.

Леонид Леонидович открыл, было, рот для ответа, но Цыпелма Тимофеевна не допустила такого самоуправства и активно наверстывала принудительное молчание.

– Был у меня один подзащитный академик. Сожительницу порешил. Нет, он тогда еще кандидатскую даже не защитил. Ему надо было в Москву ехать к оппоненту, а она ни в какую. «Пока, – говорит, – картошку не посадишь, никакой защиты. Это ты нарочно выдумал про диссертацию, чтобы огород не копать. Не пущу!». Ну, он ее подушкой во сне придушил, все гуманнее, чем топориком…, тоже добилась оправдания, вчистую! Так расписала эту ведьму, и житье с ней бедного аспиранта, что сам прокурор чуть не плакал.

Дальше застолье потекло под абсолютным единоличным председательством Цыпелмы Тимофеевны. Она возглавляла его с завидным энтузиазмом, то и дело наполняя бокалы, и противиться ей не было никакой возможности. В какой-то момент Леонид Леонидович почувствовал, что язык его деревенеет, а перед глазами все плывет.

«Душ что ли принять? Неудобно перед дамами. Все, пора срывать пломбу со стоп-крана!».

– Так, вот, – услышал он собственный голос как бы со стороны, – Предсказамус настрадал, что скоро наступит конец света, давайте встретим его достойно!

– Был у меня такой один Нострадамус. Приворотным зельем торговал. Столько человек отравил, пока его оперативники выследили…, а какую взятку мне предлагал, чтобы я его вытащила! Всю оставшуюся жизнь можно было бы не работать, однако, только я никогда не брала!

Самым последним воспоминанием Леонида Леонидовича об этом вечере, чудом сохранившееся на донышке памяти, было то, как он встал и на автопилоте направился в спальню, где плашмя упал поперек кровати и провалился в огромную черную дыру в центре какой-то далекой неведомой Галактики.

Он не слышал, как Кира безропотно перемыла и расставила по местам посуду, отнесла в мусоропровод пустые бутылки, упаковки и остатки еды, вызвала такси, куда с трудом усадила донельзя развеселившуюся Ципелму Тимофеевну, которая всю дорогу грозно выкрикивала: «Встать! Суд идет!».