Метка шамана

– Ну, что, мама довольна? Растоптала мои надежды на брак в пух и прах, – запальчиво сказала Кира Цыпелме Тимофеевне на другой день после визита к потенциальному жениху. – Такой вариант был потрясающий! Идеальный во всех отношениях. Сама бы с нами жила, внуков нянчила.

– Ох, – грустно вздохнула мать, – ну, прости ты меня, Кирюша, дуру старую. Не удержалась я, однако, все такое вкусненькое…, авось, поймет, если умный человек, да любит тебя. Только я ничего такого не заметила…, не его ты женщина.

– Много ты понимаешь! Его – ни его, полюбил бы, никуда не делся…, если бы я забеременела от него. Он очень детей хочет. Больше всего на свете, мне Володя Смирнов говорил, помнишь его?

– Это который? Шеф твой?

– Ну, да, и научный руководитель диссертации, кроме всего прочего. Мы с ним лет пять назад в Читу к тебе приезжали, к ламе этому, твоему знаменитому. Ты еще с ним договаривалась насчет приезда Володи, он что-то про пульсовую диагностику хотел у него узнать, но тот секрет не выдал, кремень оказался, Смирнов, тогда, разозлился ужасно!

– Помню, помню, как же, смешной такой! Маленький, плюгавенький, носил туфли на высоких каблуках и шестимесячную завивку делал. Важничал очень перед ламой, не хорошо, однако…, потому и остался с носом!

– Да, припечатать ты умеешь! – Кира понемногу отходила, ей жаль было мать, которая кроме угрызений совести мучилась еще и глубоким похмельем. – Возьми там банку пива в холодильнике, совсем без меня распустилась, все работа твоя: тот бутылку подарит, этот в ресторан пригласит, слабая ты у меня.

– Что верно, то верно, мы – шорцы – совсем пить не умеем, однако. Не «хлебный» мы народ, фермента у нас в организме нет, алкогльдегидрогеназы, спирты окислять нечем. Так ученые говорят. В наш аил первый раз геологи спирт привезли, многие на этом погорели, в три счета спились, особенно, женщины! Если бы не твой дед, совсем бы вымер аил, однако.

– Что же он сделал? – С любопытством спросила Кира. – Выгнал их? Зарезал?

– Зачем резать? Покамлал, они к нам дорогу и забыли…, как память у них отшибло, стороной стали обходить. Ходят вокруг, а нас будто не видят, а там, рядом совсем, сильно крупное месторождение нефти, говорят, нашли, только никто про него теперь не помнит…

– Он, что, такой сильный шаман был, – Кира проявляла все больший интерес к беседе.

– Почему «был»? Он и сейчас такой, дай Бог ему здоровья! Никто не скажет, что сто один год на свете живет, крепкий совсем, как кедр сибирский. Сколько жен уже схоронил, а потомства – одна я. – Вздохнула Цыпелма Тимофеевна. – И ты у меня одна. Не хорошо это, детей бы тебе и, правда, родить надо. Как же ты не знаешь, что дед твой жив?

– Родишь тут с тобой, – уже не так запальчиво произнесла дочь. – А деда я один раз только видела, когда ты меня в аил возила, девочкой еще. Скажи, а ты хоть какие-нибудь способности от него унаследовала?

– Могу кой-чего, – уклончиво ответила Цыпелма Тимофеевна. – Только не хорошо это, однако. Мы ведь – шорцы – православные, хотя национальные традиции и верования всегда хранили, однако. Отец мой большим шаманом считается, кама по-нашему. К нему даже абинские шорцы приходили с севера, камлать просили…, когда кедр плохо плодоносить стал. Он Ольгудека просил, крепко просил, вернулся орех.

– Интересно, а мне передались родовые способности? – Как бы невзначай спросила Кира. – Иногда мне кажется, что я предчувствую что-то, интуиция срабатывает и готово! Перед тем, как первый раз увидеть Леона, я стояла у двери и думала: «Вот, сейчас мне откроет дверь человек, с которым я буду связана очень тесными и необычными узами». Представляешь? Так оно и получилось! У нас в первый же день завязались близкие отношения.

– Да, есть у тебя ухта – шаманский корень. – Как бы нехотя подтвердила Цыпелма Тимофеевна.

– Откуда ты знаешь?

– Шаманом по желанию стать невозможно, отметину надо иметь. У тебя родинка есть на пояснице, «божественная отметина», на раздвоенный палец похожа…, только тебе нельзя зло творить, потому и прошу: оставь ты его, не твой он человек, говорю же…, беду ему принесешь, и сама счастья не добьешься.

– Что ты такое выдумываешь, мама! – Киру даже передернуло от волнения. – Откуда ты это взяла?

– Знаю и все! – Продолжала гнуть свое дочь шамана. – Не будет у вас семьи. Хороший он мужик, ничего не могу сказать, но не для тебя…! Есть какая-нибудь его вещь? – Спросила она вдруг.

– Кольцо есть! Он мне сам его подарил, я не просила даже…

– Давай, однако!

– Вот, – Кира сняла со среднего пальца одноокого Будду и протянула на ладони матери.

Цыпелма Тимофеевна протянула, было, руку, но тотчас отдернула ее и даже спрятала за спину.

– Плохое кольцо! – Выкрикнула она, – порченое, с убитого человека сняли. Нельзя тебе его носить! Где он его взял?

– Купил на Тибете у старьевщика какого-то, – удивленно и испуганно ответила Кира. – Да, откуда ты можешь это знать?! Леон его хотел матери на юбилей подарить, но не смог подобрать камень взамен выпавшего, и оставил себе, а я его похвалила, ну, он мне кольцо и отдал.

– Верни обратно! – Приказала мать. – Сильный лама его носил, работало оно, а теперь порченое. Убили ламу и с мертвого сняли, а один камень он не отдал, себе оставил…. Хорошо, что матери не подарил, померла бы, однако, а ты сильная, у тебя защита – ухта, шаманский корень, но оно тебя на зло толкнуть может. Верни Леониду, Христом Богом тебя прошу!

– Ах, оставь свои глупости! Бред какой-то дремучий несешь! Ты же образованная женщина, университет закончила, всю жизнь в Чите прожила, адвокатом работала, а говоришь, как будто из аила не выезжала отродясь! Ну, как я могу ему вернуть кольцо? Во-первых, под каким предлогом? Даже, если бы и захотела. «Леон, возьми назад свой подарок, на нем порча». Так, что ли? Да, он меня на смех поднимет, или за ненормальную сочтет! А во-вторых, оно – мой талисман…

– Тогда мне отдай, – сказала Цыпелма Тимофеевна обреченно. – Лечить его буду. – А про себя подумала: «Или вылечу – или помру, однако…».

– На, лечи, целительница колец, – сказала со смехом Кира, отдавая матери талисман, – не потеряй только, оно мне, действительно, очень дорого. А теперь мне пора бежать, я с Томкой договорилась встретиться, охота поболтать, сто лет ее не видела!

– Ступай с Богом! – Отпустила дочь Цыпелма Тимофеевна, а сама отправилась в комнату, крепко зажав лик Будды между большим и указательным пальцем и тихо бормоча что-то по-шорски.

Подруги договорились встретиться на Малой Дмитровке в магазине «Балтийский хлеб», где была очаровательная кофейня на несколько уютных столиков. Место выбрала Мара, чтобы потом удобно было добежать до своих курсов.

– Ты что-то грустная, как «спящая царевна»! – Спросила Кира, кода они расположились у окна с чашками ароматно пахнущего свежего кофе и горкой мягких соблазнительных, румяных булочек. – Наверное, на воздухе мало бываешь, это все из-за Пригожиных? Совсем они тебя заездили, бедную.

– Ну, что ты! – Отмахнулась Мара. – Никто меня не заездил…, я сама, Ольге Васильевне сейчас тяжело одной, академик, как дитя малое…

– Да, он взрослым никогда и не был, сколько я его помню! – Рассмеялась Кира. – Помнишь костюмчик, который ему в ателье пошили по его собственному эскизу! На выходе получились детские ползунки с невероятным количеством карманов! Смотреть на это без хохота было невозможно, вылитый Карлсон! Но он был так счастлив, что может разместить при себе множество всякой ненужной чепухи. В том числе, почему-то молоток…, он же гвоздя вбить ровно не умеет, насколько я помню! Вечно ему Вадик все вешал…, как он, кстати, сняли с него обвинение? Прости, что так легкомысленно об этом говорю, тебе, наверное, тяжело…

– Вадик сбежал в Париж. – Спокойно ответила Мара. – Честно сказать, мне совершенно все равно – сняли с него обвинения или нет. Давай, о чем-нибудь другом поговорим. Например, о моих прогулках…, скажу тебе по секрету, что меня теперь активно «выгуливает» Леон! Даже не знаю, что об этом думать, вот, ждала тебя, чтобы посоветоваться.

Кира порадовалась, что полумрак, царящий в помещении, не позволил подруге заметить, как кровь бросилась ей в лицо. Она взяла себя в руки и, как можно более равнодушно спросила:

– А как ты к нему относишься? Он тебе нравится? И давно у вас это началось?

– По-моему сразу после твоего отъезда. Он зашел к Пригожиным, а я была там, ну, и мы как-то сблизились, не в том смысле, конечно, не подумай! Просто мне кажется, что он мой человек. Понимаешь, о чем я говорю. Духовно мой…, мне с ним легко, он все понимает, умеет выслушать, не перебивая, очень умен, тактичен невероятно…. Это такая редкость в наши дни! Как сказали бы у нас в группе: у него есть точка в сердце. Ты меня слушаешь или нет? – Воскликнула Мара, заметив, что подруга вся погрузилась в свои мысли и не поддерживает беседу.

– Да, да, – рассеянно пробормотала та, – продолжай, пожалуйста, мне очень интересно! Очень!

– Да, я, собственно, все уже рассказала, только, вот, что-то он мне уже три дня не звонит…, может, я его чем-то обидела? Вроде, нет, все было очень мило…, а как ты думаешь, прилично будет, если я сама ему позвоню и спрошу, куда это он пропал?

– Может, у него есть дама сердца…

– Я бы заметила…, мы встречались ежедневно!

– Подожди еще пару дней, пусть помучается, – с некоторым злорадством в голосе ответила Кира. – Когда вы последний раз виделись?

– В день обследования, я Володе помогала, потом он меня встретил после занятий, и все. Как в воду канул. Не заболел ли…, наверное, следует поинтересоваться, как-то резко все оборвалось…

– Какие обследования? – Гневно вздернулась Кира. – Володя же сказал, что я буду ассистировать! Что за спешка, не мог меня подождать пару дней!

– Кирочка, ты не обижайся на него, просто там окошко случайно образовалось, ну, Володя и позвонил Леону.

– Ладно, я с ним сама разберусь, ты не опоздаешь на свои занятия?

– Ой, ты права! Спасибо, что напомнила! Все, я побежала, а ты подумай, пожалуйста, о том, что я тебе рассказала, ну, про Леона. Мне очень важно знать твое мнение!

– Беги, беги, я еще тут посижу немного, и о тебе подумаю…

«А-а-а, вот, значит, как вы со мной, Леонид Леонидович! Хорошо же, только я таких вещей не прощаю! Будьте уверены! Надо кольцо у матери забрать, пока она его не «вылечила».

Кира вскочила, едва не опрокинув стол, и пулей вылетела из магазина, провожаемая недоуменными взглядами продавцов.