Свидание со старым другом
Все это время, пока они шли вдоль береговой кромки, отыскивая необходимый им дом, Максим старался не смотреть на озеро, задевая его гладь лишь боковым зрением. Ему хотелось насладиться всей полнотой картины. Он так часто попадался в капканы собственного воображения, что научился со временем управлять им, резко дергая стоп-кран, когда оно начинало выходить из-под контроля. Сколько раз, возвращаясь из какой-нибудь вожделенной поездки, он с шутливой горечью докладывал Таисии Петровне, требовавшей подробностей: «Еще одной иллюзией стало меньше!». Поэтому, тщательно изучая карту местности и знакомясь с рекламными проспектами, Максим старался отмежеваться от образа самого озера, не рисовать в уме никаких картинок, а запоминать только голые факты, чтобы не испортить себе самого первого впечатления от встречи. Чтобы не сказать, оказавшись лицом к лицу с тайной: «Только-то и всего?! А я ожидал совсем другого…». Однако окончательной власти над своими подсознательными ощущениями он добиться не смог, и потому очень боялся подлога.
Хозяева ему понравились. За сдержанным проявлением радушия чувствовалась искренняя, врожденная потребность с радостью привечать каждого вошедшего в дом человека, от всей души деля с ним кров и стол.
– Вот, ваша комната, – сказал старик Самуэль. – В нее можно войти прямо с улицы. Если хотите, кушайте вместе с нами, мы всегда рады будем. Рыбы на всех хватит. Любите рыбу? Моя Сима родом из Одессы, она хорошо готовит фаршированную рыбу и форшмак. Внучка сказала, вы после аварии, ничего, поправитесь, здесь, у озера все поправляются. Лодку всегда можете брать, у меня две. Я потом покажу.
Самуэль говорил неспешно, четко выговаривая слова, и только позже, услышав, как он быстро-быстро что-то рассказывает жене, Максим догадался, что хозяин делал это намеренно, специально для него, чтобы гость не испытывал неудобства, отделяя в потоке чужой речи одно слово от другого. «Поразительная деликатность, – подумал он с благодарность. – Вот, тебе и простой рыбак!».
Семен, тем временем, уже занес в комнату спортивную сумку, рюкзак и ноутбук Максима.
– И зачем ты взял с сбой этот слепок извращенной цивилизации? – Бурчал он, силясь воткнуть в розетку вилку электрического чайника, – тут надо сливаться с природой, а не торчать в Интернете, для этого не зачем было из Хайфы уезжать. И ошейник свой электронный тоже можешь отключить, кто будет тебе звонить? Я? И не надейся!
– Бабка может начать долбиться, присниться опять какой-нибудь сон «вещий», что меня акула проглотила, а то, ты ее не знаешь!
– Ах, да, прости, я и забыл! Кстати, зря смеешься, с аварией-то она в самую точку попала…. Ну, что – пойдем знакомиться с озером?
– Нет, – словно испугавшись, отказался Максим. – Прости, борода, я потом сам…, один…, а ты поезжай лучше, темнеет уже, я волноваться буду. И непременно позвони мне на «могильник», когда доедешь. Контрольный, так сказать, звонок в голову, чтобы я спал как убитый, или хоть эсэмэску скинь. Спасибо тебе за все… Не волнуйся за меня, я в полном порядке.
Первая ночь на новом месте прошла беспокойно. Максиму казалось, что он слышит каждый шорох, доносящийся снаружи: скрип дерева под самым окном, мерный плеск воды о борта, покоящихся на приколе в приличном отдалении лодок, торопливые шаги запоздалых прохожих, заливистый лай собаки, даже чье-то пение и смех. Когда он, было, совсем уже задремал, начался душераздирающий кошачий концерт, который, как ни странно, не вызвал в нем ни малейшего раздражения. «Давненько я не слышал таких надрывных и призывных рулад, – подумал Максим со смехом, – как странно, коты во всем мире орут одинаково, и, что самое удивительно, бывают прекрасно и недвусмысленно поняты. Это только люди перестали понимать друг друга после падения вавилонской башни. Конечно, ведь конец марта на дворе, они в своем праве, кто может им запретить!». Однако добровольцы нашлись. Отчаянная ругань и поток вылитой прямо из чьего-то окна воды, бесцеремонно прервал искреннее излияние кошачьих чувств. Они мгновенно передислоцировались, и их дикие вопли доносились уже с приемлемого расстояния.
Наконец, появились первые, нерешительные признаки рассвета. Темнота постепенно разжижилась, словно чья-то неведомая трудолюбивая рука добавляла в нее свет капля за каплей, и она понемногу, нехотя впитывая его в себя, растворялась, делаясь все более и более проницаемой.
Максим мигом вынырнул из теплой постели, сделал несколько согревающих телодвижений и поспешно натянул на себя теплый спортивный костюм, настоятельно рекомендованный умеющим все предусмотреть Сеней.
Больше всего на свете он любил наблюдать тот таинственный момент, когда из плотной куколки ночи выпархивает новорожденная, еще неуверенная в своих могущественных силах бабочка рассвета. Вот, она осторожно расправляет нежные, прозрачные крылышки, словно проверяя их надежность. Каждый раз, следя за ее робким появлением, Максим ощущал, что ему в порядке исключения дозволено присутствовать при неком уникальном таинстве, сакральное значение которого ничуть не умаляла ежедневная обыденность этого события.
Он скорее нащупал ногой, чем разглядел близорукими глазами, в полумраке тропинку, протоптанную от дома к берегу. Однако чем ближе он подходил к озеру, тем явственнее проступали сквозь темноту очертания окружающего прибрежного пейзажа, словно подсвеченные спокойной гладью воды.
Дождей в эту зиму выпало достаточно, и вода в Кинерете сильно поднялась, затопив по грудь прибрежный кустарник и некоторые отдельно растущие деревья, неосмотрительно пустившие корни в непосредственной близости от озера. Пока солнце еще не взошло, Максиму удалось разглядеть только однородную серую тугую массу воды, но он отчетливо, всем своим существом ощутил ее неутомимую, могучую животворящую громаду. «Оно даже прекраснее, чем я мог себе представить, – тихо, словно опасаясь быть услышанным, прошептал Максим, – хорошо, что я не придумал его заранее…».
Когда глаза окончательно привыкли к неверному освещению, Максим заметил на берегу, у самой кромки берега небольшой гладкий валун, словно специально приспособленный под сидение. Он с наслаждением расположился на чуть влажном камне и стал неотрывно глядеть на воду.
Где-то неподалеку, слева от него загремела лодочная цепь, и послышался громкий частый плеск, словно кто-то бежал по воде, торопясь, как можно скорее отчалить от берега. Жалобно заскрежетали ржавые уключины, и, повернувшись на их звук, Максим разглядел совсем близко небольшой челнок и самого гребца, который энергично и мерно погружал весла в неподатливую плоть Кинерета.
«Надо будет непременно воспользоваться разрешением хозяина брать лодку и тоже поболтаться по озеру, – подумал он, – однако Сеня был прав. Здесь по утрам совсем не жарко. Надо было куртешку прихватить…». Он нехотя поднялся и побрел к дому, постепенно ускоряя шаг, влекомый внезапно возникшим в воображении образом чашки ароматного кофе.