Оборотная сторона гуманности
Оставшись один, Леонид Леонидович принес из шкафа теплый плед, и, закутавшись в него поплотнее, устроился на диване. За окнами быстро темнело, но ему не хотелось зажигать свет, он просто лежал, смотрел в потолок и думал о том, что говорил ему Володя. Слова старинного приятеля разбередили ему душу и заставили вспомнить, каким он был некогда жадным до всякого проявления жизни, – будь то знания, заработок, женщины, спорт, – словом, любые удовольствия, какие только могло предоставить существование на белом свете! Так, почему же сейчас ему не хочется ничего? Где растерял он все свои прежние желания, которые заставляли его двигаться вперед, добиваться поставленных целей, наконец, просто жить в свое удовольствие!
«Хорошо, проведем беспристрастную, аудиторскую проверку своих потребностей, – решил Леонид Леонидович. – Все запросы тела функционируют бесперебойно, сообразно с возрастом, или чуть лучше…, к ним претензий нет.
Идем дальше, в соответствии с рекомендациями Мары: богатства не хочу. Это я точно знаю. Очень обременительная штука – большой капитал! Мне надо ровно столько денег, чтобы о них не думать, ни в каком разрезе. А если покопаться глубоко внутри себя, то я вполне могу жить, ограничиваясь лишь самым необходимым, как в дальнем походе: сколько смог на себе унести, тем и довольствуешься.
Что там дальше по списку? Слава, почести, власть? Да, пошли они к чертовой бабушке! Вот, уж когда сам себе не принадлежишь! Даже мой скромный бизнес доставляет столько хлопот, что не будь на мне завязаны другие люди, с наслаждением бросил бы все и подался в бедуины. Странно, почему, именно, в бедуины?
Теперь, знания…, до которых я всегда был жаден. Переплюнуть, опровергнуть, раскритиковать, размазать по стенке, доказать, поставить с ног на голову, – вот, к чему я стремился, когда был в науке. Замахивался на самые «твердые орешки», и ведь щелкал! Еще как щелкал! Ни разу даже зубы не обломал. Интересно, если бы история нашего государства не пошла другим путем, чем бы я сейчас занимался? Чего достиг? Осталась ли во мне хоть капля прежней жажды знаний? Пожалуй, да…, с этим спорить не буду.
Правда, сейчас меня тянет больше к сакральным знаниям. Однако означает ли это, что я с грехом пополам дотюлюпался до точки, откуда гипотетически может начаться подъем вверх? Не уверен…, йогой прежде интересовался, но скорее под влиянием матушкиных интересов, чтобы снискать ее одобрение. Кастанеду читал с большим увлечением, все пытался проверить его техники, «двигал точку сборки», потом и это надоело, детский сад какой-то…, Даниила Андреева очень жаловал, но так и не постиг идею всех его миров. Разве что, личности жругров воспринял с энтузиазмом. Религиозным никогда не был, хотя и крестился уже в сознательном возрасте, но, исключительно, по необходимости стать крестным отцом младшего племянника.
Из всевозможных восточных техник буддизмом интересовался более всего, пожалуй, но уж сильно утомителен путь к нирване, хотя штука чрезвычайно соблазнительная. Сидишь себе сутки напролет в позе лотоса, или в какой другой асане, – красота! Ничто мирское тебя не волнует, даже естественные потребности сведены к ничтожному минимуму. Может, это и есть мой путь? Но если я задаю себе такой вопрос, значит, и к буддизму я не испытываю подлинного желания. Что же осталось-то? Куды бечь? В чем она, моя «сбыча мечт»? Не вдохновляет меня буддизм, бесперспективный кокон какой-то…, неужели для этого человек рождается на свет?! Не может быть, чтобы Господь Бог был так недальновиден, ну, прокололся Он, конечно, кое в чем при сотворении человека, но ведь должна же быть у Него цель на наш счет, замысел определенный…, может, мы о нем просто не знаем ничего, не догадываемся или не там ищем?».
Омерзительный дребезг домофона бесцеремонно вторгся в самокопания Леонида Леонидовича. Он болезненно поморщился и с обреченным видом отправился открывать дверь, ни секунды не сомневаясь в том, кто бы это мог быть.
«Разумеется, Кира. – Бормотал Леонид Леонидович, – кто бы знал, до какой степени я сейчас не расположен принимать какие бы то ни было решения! Торичеллиева пустота внутри…, даже языком пошевелить лень. А тут надо будет оправдываться, извиваться, приносить извинения, может, открыть дверь и с порога сказать: «Прости, дорогая, наши отношения были ошибкой, зачем усложнять друг другу жизнь», или что-то в этом роде…. Могу себе представить, как она сейчас войдет, примет позу тульского самовара и грозно скажет: «Леон, нам надо серьезно поговорить! Я требую, чтобы ты объяснил свое поведение!». Господи, где взять силы на разговор! Ну, почему я такая тряпка!».
– Ленечка, я в печали, – простонала Кира, едва появившись в дверях, и заплакала.
– Что случилось? Кира! Тебя кто-то обидел? Садись скорее на диван, давай сюда твою шубейку, рассказывай, что у тебя стряслось? Я сейчас тебе минералки, на, вот, выпей, успокойся, ради Бога…
– У меня вытащили кошелек и мобильник. – Кира зарыдала в голос. Потом, отпив пару глотков воды из стакана, поданного Леонидом Леонидовичем, немного успокоилась и поведала свою горестную историю. – Поехала в галерею «Аэропорт» приобрести кое-что для мамочки, случайно встретила там Володю, он от тебя шел. Посидели с ним немного в «Му-му», обсудили кое-какие рабочие моменты. Про поездку в Японию, в частности, и еще ряд насущных вопросов, потом разошлись. Прихожу в парфюмерный отдел, хотела шампунь купить и ополаскиватель для волос, сунула руку в сумку, шарю, шарю, а кошелек тю-тю. Я за мобильником в карман – тоже пусто! Даже до дому не на что добраться, хорошо, что ты поблизости живешь. Так что, прости, не смогла даже предупредить, что нуждаюсь в твоей помощи. Вот, явилась без звонка, не брани меня, пожалуйста, за мою бесцеремонность …
– Что ты такое говоришь! Не извиняйся даже, это совершенно естественно, если из галереи, я же, буквально, напротив…, конечно, ты правильно поступила. Хочешь чаю, бедная…
– Очень хочу! – Призналась Кира, и из ее прекрасных глаз опять хлынул неудержимый поток влаги. – Я замерзла… дико. Не решилась сразу к тебе пойти…, бродила почти час вокруг дома. Руки даже онемели, потрогай…
– Боже мой, как глупо, Кира, ты же не ребенок! Сейчас укутаю тебя пледом и заварю свежий чай, у меня даже свежепротертая малина есть с сахаром…. – Он взял ее руки в свои, они, действительно, были ледяными. – Да, ты дрожишь вся! Так ведь и заболеть не долго! Надо было сразу зайти, как только обнаружила пропажу…, какие могут быть церемонии в такой экстремальной ситуации!
– Мне неудобно было без звонка…, а вдруг ты не один…. Я не думала, что придется столько времени провести на морозе, оделась легко, одни колготочки…, посмотри, – невинным жестом Кира приподняла юбку до середины бедра, открывая красивые стройные ноги с округлыми женственными коленями.
– Да, да, – пробормотал Леонид Леонидович, не в силах отвести глаз от этого зрелища, – мы твои ножки сейчас в плед завернем, он теплый, мягкий, ты мигом и согреешься.
Он заботливо укутал молодую женщину в пушистую мохеровую ткань и присел рядом. Кира доверчиво положила голову ему на плечо и тихо прошептала:
– Ленечка, как тепло…
– Что ты говоришь? – Он склонился к самым ее губам и нашел их полуоткрытыми, готовыми принять его поцелуй.
«Мой! Мой! – Безмолвно ликовала Кира, – никому тебя не отдам! Ради этого не жалко и кошелек с мобильником в урну выкинуть!».
«Вот, и весь разговор! – грустно улыбнувшись, подумал Леонид Леонидович, когда Кира уехала домой на такси. – Плоть слаба. Да, и был ли смысл сопротивляться? Мне с ней хорошо, особенно, когда она такая… слабая, беззащитная, ничего не требует, только отдает…, ну, как я мог ее обидеть разрывом! Не гуманно как-то…. Она этого не заслужила, а с Марой у меня все равно ничего бы не получилось. Я даже не знал, как к ней подступиться. Застегнута всегда на все пуговицы, под самый воротник…, все, принял уже решение, что беспокоить ее больше не буду. Разговаривать с ней, конечно, интересно, только староват я уже для душеспасительных бесед. Господи, кто это звонит, на ночь глядя? Матушка, наверное, я ведь в выходные так и не собрался заехать, как обещал».
– Мара? Это вы? – Переспросил Леонид Леонидович, не поверив своим ушам. – Нет, я не пропал, я весь туточки. Боже упаси! На что я мог обидеться? Вы – сама деликатность! Конечно, я готов вас встретить. На Маяковке? Во сколько? Мчусь!
Он сорвал с вешалки куртку, на бегу обмотал шею шарфом и, выскочив почти на самую проезжую часть, поднял руку, чтобы остановить машину.
Мара подбежала к нему как школьница и, встав на цыпочки, чмокнула в щеку.
– Я ужасно по вас соскучилась, Леон. Вы решили меня бросить? Куда мы сегодня пойдем?
– Куда прикажете. Я полностью в вашем распоряжении.
– Тогда поедем к вам…, хочется посидеть в тишине, поболтать без свидетелей…, сегодня такое занятие было интересное! Я прямо вся переполнена энергией! Хочется с кем-то поделиться, а то разорвет в клочья!
– Извольте! – Леонид Леонидович по-гвардейски щелкнул каблуками, не в силах сдержать торжествующую улыбку. – Моя берлога всегда готова к приему дорогих гостей. «А прибрал ли я диван после оргии с Кирой? – Мгновенно пронеслось у него в голове. – Ладно, сгребу все и унесу в спальню, не будет же она считать количество подушек…, может, я люблю спать на двух сразу…».
Тихонько напевая «Варшавянку», Леонид Леонидович соорудил прямо на небольшом деревянном китайском подносике легкий завтрак: немного сыра, пара ломтиков авокадо, симпатичную кисточку кишмиша. Затем, налил в крохотную чашку крепкий, ароматный, свежесмолотый кофе, и направился в спальню со словами:
– Доброе утро, кое-кого мы сейчас будем баловать, выпей кофе, малыш, пока не остыл…
К своему удивлению, он застал Мару совершенно одетой. Встретившись с ним глазами, молодая женщина потупилась, и смущенно сказала:
– А… вы?
– Я лучше выпью чаю, сейчас он заварится. Меня крепкий зеленый чай моментально приводит в рабочую форму. – Ответил он как можно более нейтральным голосом, а про себя подумал: «Скоро тебе никакой чай не поможет, старый осел…». – Ты… торопишься?
-Да, мне пора бежать…, зря я осталась на всю ночь...
– Я тебя подвезу, сейчас Николай приедет, подожди пятнадцать минут…, как раз успеешь проглотить чашечку кофе…
– Нет, спасибо, я сама доберусь…
– Когда мы увидимся? Может быть, сегодня вечером?
– Нет, только не сегодня…, – воскликнула она, как ему показалось, несколько испуганно, – я… сама позвоню.
Затем, Мара сгребла с вешалки свою клокастую лису, и поспешно, даже не оглянувшись, выскочила из квартиры, одеваясь на ходу.
«Ничего не понимаю! – Подумал Леонид Леонидович. – Вчера мне показалось, что она готова остаться со мной навсегда…, говорила, что ей еще не приходилось встречать в своей жизни таких тонких и умных мужчин, а сегодня ей даже смотреть на меня противно…. Да, альковная лексика очень часто заставляет людей краснеть при дневном свете…».